Этот нелегкий путь домой

Возвращение в родной порт – это всегда волнение. Когда прилетаешь на самолете, этот момент как-то сжимается по времени и не дает тех ощущений, которые получаешь, идя на судне. Сила волнения очень разная и пропорциональна времени, проведенному в море. В данном рейсе и вообще, в море... За неделю до прихода, мысли в голове постоянно возвращаются к одной – УЖЕ СКОРО!

Стоя на вахте на мостике, смотришь вдаль, на горизонт и думаешь о предстоящей встрече, представляешь те ощущения, которые она принесет. У каждого они свои, связанные с тем опытом, который уже накоплен в предыдущих встречах из рейсов. Но есть одно ощущение, которое обязательно все больше и больше охватывает всех моряков, идущих домой.

Прежде всего, это неописуемое чувство возвращения ДОМОЙ. При этом в понятие дом входят и знакомые очертания родного берега и порт с гусаками портальных кранов и город с его знакомыми с детства улицами и трамваем, со множеством лиц людей, спешащих куда-то и кажущихся на расстоянии в шесть месяцев такими родными… Одним словом, дом – это вообще все, что связано с ТОЙ, береговой жизнью, недоступной моряку в течение всего рейса. Все чаще снится зеленая трава в НАШЕМ лесу, по которой можно походить босиком и полежать на ней.

Такие мысли с приближением заветного дня все больше и больше занимают сознание, отнимая то драгоценное равновесие, в котором оно находилось в течение рейса. Нарушается нормальный жизненный ритм, ранее действующий безотказно: вахта, кают-компания, отдых, кают-компания, вахта, работа с документами, вечером книга, шахматы или домино… и т.д. Все размерено, все до минут ясно и понятно. Один день практически не отличается от другого. Небольшое отличие – во время стоянки в портах, но там тоже есть свой ритм и он не очень отличается от «ходового» ритма своей определенностью и размеренностью.

В этих ритмах и заключается то, что позволяет психике человека выдерживать долгое внутреннее одиночество. И именно это одиночество и есть самое тяжелое в морской профессии. Международная статистика говорит о том, что через три месяца рейса психика моряка сильно меняется и именно эта размеренность, ритмичность помогает моряку жить нормально.

В этом кроется смысл того, что знают все члены семей моряков: В море моряк должен уйти спокойным. Все ссоры и размолвки нужно «закрыть». В море нельзя слать плохие вести, если это не неизбежно... Получив плохую радиограмму, поговорив с женой по радиотелефону в плохом ключе, моряк теряет это хрупкое равновесие и не всем удается опять в него войти. Последствия – самые разные. От неврастений до инфарктов и т.д., список очень большой.

Кто не умеет вырабатывать это чувство отрешенности от всего «земного» и переходить на эти режимы, обречен на мучения… Ну да к счастью, такие случаи крайне редки. Обычно те, кто не может жить морской жизнью, чувствуют это заранее и не идут в моряки или после первого же морского опыта уходят с этой тропинки.

Итак, остается несколько дней… Пропадает аппетит, сон напрочь исчезает. Все ходят как зомби, после полуночи кто-то смотрит фильм, во многих иллюминаторах горит свет. В который раз уже проверяются все журналы, формуляры, отчеты. Родной порт - это еще и множество всевозможных проверяющих, которые будут «трясти» всех ответственных за что-то (это практически все офицеры) и доводить их до белого каления, совершенно не заботясь о том, что судно будет стоять сутки, двое или трое, а потом опять в рейс… У всех командиров и особенно старших в родном порту множество дел и на судне и в пароходстве… Только вечером удается вырваться к семье, да и то если ты не на вахте сегодня! А утром, к 08.00 как штык должен быть на судне!

Владивосток

Итак, мы подходили к Владивостоку. Весь экипаж, оставшийся на судне, кроме вахты был на открытых палубах, вглядываясь в быстро приближающиеся очертания города. Большинство не видели родных берегов целый год, с прошлогоднего прихода во Владивосток в ноябре…

Пройден остров Скрыплев с маяком, встречающим всех возвращающихся с моря. Судно идет по входным Токаревским створам. Все кроме вахты на мосту увлечены разглядыванием родного города. На мосту же – почти кризисная ситуация!

Все дело в том, что мы пришли в ноябре, в дни когда идет самый пик лова сельди! Огромные косяки сельди приходят в залив, почти в сам порт и сотни лодок, лодочек, катеров и катерков, ощетинившихся множеством рук с короткими удочками, собираются в месте нахождения косяка.. Рыбаки с силой дергают, подсекая рыбу и машут руками, поднимая каждый раз целую гирлянду в 4–5 крупных селедок, сверкающих живой перламутрово-серебряной чешуей. Все молча работают, раскраснелись и всем им не до какого-то там парохода, даже и такого большого и красивого!

Мы гудим своим знаменитым гудком, пытаясь привлечь их внимание, через громкоговорители на палубе просим рыбаков дать нам проход. Все бесполезно! Сбавляем ход и вовсе даем «стоп». Мягко, еле двигаясь по инерции, входим в эту массу лодок и катеров, практически раздвигая их своим форштевнем! Рыбаки отталкивали свои лодки руками от корпуса, не переставая ловить! А в лодках у каждого стояли большие и уже почти полные мешки с бьющейся рыбой.

В конце-концов пробиваемся сквозь эту массу и входим на рейд Владивостока. К нам бегут буксиры, второпях навешивая брезентовые фартуки на носовые кранцы, чтобы не испачкать наш красивый свежеокрашенный борт. Подходит лоцманский катер и через пять минут лоцман на мосту, приветствуя нас в родном порту.

И вот тут мы столкнулись с совершенно неожиданной проблемой! Старший рулевой, стоящий на руле, за год отвык от команд на русском языке и реагирует не так быстро и точно как это нужно! Решение принимается мгновенно – вахтенный помощник привычно репетует команды на английском. Мы подходим к родному причалу и разворачиваемся, чтобы ошвартоваться кормой в самом центре города. Я командую на корме.

На берегу стоят встречающие. Их очень много. Глазами отыскиваю своих. Сын, мама, жена… Стараюсь не думать об этом - швартовка такого судна кормой в узкую щель между другими судами – не простое дело. Наконец швартовка закончена и подается трап. Вы думаете для встречающих? Нет! Для властей! Поднимаются пограничники, таможня и другие люди, которые всегда приходят на оформление прихода судна.

Потом мама меня очень удивила, сказав что ее поразило больше всего то, что я был в форме, с передатчиком в руке, в белой каске и белых перчатках!

Стояночные будни

Миновал таможенный досмотр, оформление, открыта граница, состоялись встречи. Кто мог – сразу поехали по домам, кто нет – разобрали встречающих по своим каютам. Потекла стояночная жизнь, присущая базовому порту. Утрясание заявок на снабжение, угощение всевозможных встречающих чиновников и так далее – до самого вечера, когда наконец этот бум схлынул и на судне установилась тишина. Вечером со своим семейством уехал домой, в гостинку 13 метров (включая туалет и прихожку), с удовольствием глядя на город из окон такси. Мама уехала домой раньше.

Следующие дни были наполнены походами в пароходство, сдачами отчетов, инструктажами в разных службах. А вернувшись на судно, встречал инспекторов по своей штурманской части, делал другую стояночную работу. Весь экипаж был в работе. К борту подходили СП (самоходные баржи) с палубным, машинным и другим снабжением. Постоянно подъезжали фургоны с продуктами. Все это выгружалось и переправлялось в бездонные судовые закрома.

Все это продолжалось неделю. Палубные и машинные кладовые забивались всевозможными материалами и железяками, необходимыми в рейсе. Продовольственные склады и холодильники с утра до вечера непрерывно забивались мясом, рыбой, консервами, картофелем и другими продуктами для питания экипажа, а также огромным количеством водки, вин, коньяков, минеральной воды для баров и ресторанов.

В ресторане – свои заморочки! Местное краевое и городское начальство, да и свои, пароходские боссы практически каждый день и вечер устраивали на судне банкеты (читай-пьянки, а иногда и до безобразия), которые обслуживали наши официантки, естественно. Почти все люксы всю стоянку были заняты «большими людьми».

В последние дни стоянки подходили танкеры, закачивая в танки «Ф.Шаляпина» топливо, машинные масла и пресную воду до отказа.

На судно приходили новые люди. Частично это были те, кто списался в Гонконге, а большинство - совсем новые для меня люди. Кто-то из них уже работал раньше на этом судне, а кто-то и впервые.

Отход

И вот он настал - этот неминуемый момент, когда сказаны все прощальные слова, убран трап, отданы швартовные концы и судно медленно отошло от причала. Пройдя мимо причалов в сопровождении буксиров, мы выходим на рейд. Уже темнеет и рыбаки разбежались. Лоцманский катер принимает у нас лоцмана и, дав прощальный свисток, направляется в порт. Мы тоже даем прощальный гудок и медленно, но уверенно набирая скорость, направляемся на выход.

Состояние у всех примерно одинаково. Это одновременно и грусть и облегчение от расставания, сильнейшая усталость, накопившаяся невыспанность и чувство опустошенности, «выпотрошенности» после всей этой суеты. Есть одно мощное и почти непреодолимое желание – смыть с себя все потоками горячей воды в душе и лечь спать, быстро заснуть и утром, встав в прекрасном настроении, войти в спокойный, выверенный режим, в котором нет этих волнений, суеты и стояночной непредсказуемости.

Судно как вымерло – никого не видно, все в каютах и либо уже спят, либо готовятся лечь. Только вахта бдительно несет свою службу, вглядываясь в темноту ночи или в тускло светящиеся приборы и мечтая о том, как и они сменятся и сделают то же самое - упадут замертво в своих каютах. Мерный шум, еле заметное покачивание на волнах и привычная вибрация от вращения винтов действуют как исцеляющий бальзам на все царапины и даже раны, полученные за время стоянки.

Первый сон после отхода из родного порта всегда какой-то необычный. Он настолько глубок и целителен, что утром все проснутся возрожденными, веселыми, полными сил и энергии, спокойными, уверенными и готовыми к длительной работе в море!

И снова работа

В Иокогаме мы вновь принимаем на борт пассажиров. Это все те же австралийцы и новозеландцы. Они путешествовали по свету, перелетая из страны в страну самолетами и слетелись в Иокогаму для того, чтобы заключительную часть своего вояжа проделать на нашем судне.

Все пошло по накатанной колее. К нам вернулись англичане из стафа, часть из них сменилась. Вместе с новым ансамблем “Free & Easy” пришел и музыкант по имени Ron Karson, который со своим банджо принимал участие в записи двух песен из концерта Битлов “Sgt. Pepper’s Lonely Hearts Club Band”

В этом круизе на удивление много было старушек. Казалось бы, летать самолетами… Ну, да у них свои понятия об отдыхе! Как обычно, капитанский коктейль, капитанский ужин, концерт и все идет нормально.

Кино

В течение рейса ежедневно для пассажиров работал наш кинотеатр. Крутились в основном голливудские и австралийские фильмы – боевики, комедии, ужастики. Пассажиры смотрели фильмы, как нам казалось, совсем без переживаний, без каких-то эмоций кроме смеха на комедиях и иногда на фильмах ужасов. У нас на этих фильмах кровь леденела, а они, привыкшие к такому с детства, совершенно не реагировали на мистику и другие ужасы.

Совсем другая картина была на наших фильмах. Надо сказать, в наборе были очень неплохие фильмы, прекрасно дублированные на английском языке. В том рейсе мы получили новые фильмы – «А зори здесь тихие» и «Горячий снег». Реакция пассажиров была совершено неожиданной. Они не были готовы к такому кино. В зале почти на каждом показе была необходимости в услугах медика, так как эмоции были - через край. С тех пор на показах этих фильмов всегда дежурил медик и это было оправданно, что показали и последующие круизы – всегда реакция была примерно такая же – люди в зале плакали не сдерживаясь. Обычно первый показ собирал очень мало зрителей, но молва расходилась по судну мгновенно и на втором-третьем показе зал обычно бывал заполнен до отказа.

Успокоители качки

На таких судах как наше, во избежание сильной качки существовала система ее успокоения. Такие системы бывают очень разными, но на нашем была система горизонтальных крыльев. Горизонтальные крылья примерно метров по 5 длиной выпускались в подводной части корпуса и по автоматическим командам от гироскопа меняли угол атаки. Таким образом, попытки судна накрениться компенсировались этими крыльями. Система довольно надежная и очень эффективная.

Как и любая другая техника, эта система однажды должна была сломаться. Так и случилось на том переходе где-то в районе южных филиппинских островов. Судно наше было избаловано постоянным и надежным отсутствием качки и очень многое из того, что на обычных судах крепится и не оставляется просто стоящим, закреплено не было.

В тот момент, когда гироскоп успокоителей сломался, волна была не очень большая, балла 4, но на скорости, которой мы шли, судна стало испытывать качку по 10 – 15 градусов на оба борта. Для судов, на которых я работал до «Ф.Шаляпина», такая качка – совершенно обычное дело и мало кому она мешает жить. На этом же судне это была почти беда! По судну стоял звон бьющихся фужеров и тарелок! Они весело летели со столов, почти накрытых для обеда. Стулья, так же не закрепленные, снарядами летали по залам ресторанов.

В пассажирских каютах творилось то же самое, только дополнительно к этому эти бедные старушки совершенно потеряли жизненную нить и, не соображая, что вообще происходит, пытались встать и спасти себя. Это кончалось потерей ими ориентации в пространстве. Вдобавок, они практически мгновенно укачались со всеми вытекающими из этого последствиями. Бедные номернушки, сами находящиеся в не намного лучшем состоянии, вынуждены были устранять последствия …

Часа через три успокоители были восстановлены. Последствия устранялись несколько дольше. В тот день в барах народа было несколько меньше чем обычно. На следующий день жизнь вернулась в нормальное русло и происшествие уже вспоминалось с улыбкой, как пикантное приключение!

Черные Пески

Я уже говорил, что на островах пассажиров обычно ждали различные экскурсии. Одной из наиболее интересных экскурсий была поездка на катерах со стеклянным дном на остров с необычного для этих мест цвета песками. В одну из этих поездок по приглашению стафа поехал и я.

Сама по себе поездка на катере с прозрачным дном по не очень глубокой воде – полная фантастика! В тропических водах это еще более интересно! Совершенно прозрачная вода и великолепное дно в каких-то 4 – 5 метрах. На дне были совершенно разные кораллы, причудливые и разноцветные. Вокруг них вились разноцветные яркие рыбки самых причудливых форм. Иногда под нами проплывали большие акулы, скаты, двух - трехметровые манты.

Черные Пески – это большой пляж с темно-серым тончайшим коралловым песком. В центре пляжа расположились типичные для остовов Фиджи сооружения – навесы из пальмовых листьев на столбах. Недалеко от навесов местные мужчины в своих национальных одеждах разожгли огромный костер. Костер горел около часа. Когда он прогорел, оказалось что в основании его лежат большие круглые камни, раскаленные почти докрасна. Аборигены тут же вновь наложили на камни много веток и огонь занялся вновь. Одновременно другие начали копать яму в песке.

Вскоре к костру пришли живописно одетые местные жители и, встав неподалеку, стали петь свои мелодичные песни. Женщины принесли охапки пальмовых и еще каких-то больших листьев. Еще они принесли носилки с очень большими кусками мяса дикого кабана, как нам объяснили. Практически это был полный разделанный кабан, разрубленный примерно на 8 – 10 частей. Одна из женщин спустилась в яму и там разложила на дне листья, положив на них какие-то травы и коренья. Затем она накрыла все это толстым слоем листьев и вылезла из ямы. Мужчины быстро палками раскидали костер и большими палками ловко прикатили почти добела раскаленные камни, сбросив их вниз, на листья. Они тут же сильно задымили.

Женщины стали быстро подавать мужчине еще листья и куски мяса. Он ловко раскладывал их, сообразуясь со своими какими-то правилами. Туда же добавлялись какие-то травы, коренья и в конце-концов все было сверху плотно закрыто листьями и мужчина выскочил из ямы. Ее быстро засыпали, причем большими жердями мужчины сгребли туда, в яму горячий песок и угли костра. Продолжая пение, аборигены двинулись в сторону навеса. Там нам предстояло смотреть представление – песни и пляски.

На Черных песках На Черных песках
На Черных песках На Черных песках Фото на память о местной красавице

На Черных песках

Представление длилось примерно часа полтора. По окончании его было объявлено, что сейчас состоится выемка мяса и естественно, народ потянулся туда.

Над ямой участниками представления был исполнен явно ритуальный танец под ритмичную песню и затем, под пение того же хора, деревянными совками-чашками мужчины начали откапывать яму. Вскоре открылись верхние листья и они стали осторожно снимать их так, чтобы песок не просыпался вниз. И вот над пляжем поплыл восхитительный аромат! Куски мяса оказались одновременно и тушеными и подкопченными.

Мясо уложили на листьях на носилки и перенесли под большой навес, где были установлены длинные деревянные столы. Несколько мужчин ловко нарезая острыми длинными ножами мясо, раскладывали его на разовые тарелки и буквально через пять-семь минут около сотни пассажиров увлеченно работали над этим великолепным мясом с необычным вкусом, громко выражая свой восторг. В тот момент очень немногие из них понимали, что только что приобщились к древнему ритуалу поедания… человека.

Власовец

В гости к Власевцу

В гости к власовцу

Стоим в Новой Зеландии, в порту Окленд. Утро. Звонок. Пассажирский помощник, абсолютный красавец и погибель женская, приглашает в город. Мы довольно сдружились, но такое приглашение – впервые. До этого ему никогда не требовалась мужская компания для прогулок… Я плохо соображаю (учитывая вчерашнее «послебанкетье») и тогда он объясняет, что его пригласил в гости бывший власовец. Я его видел, он и раньше приходил на судно. Неприятный тип. Пассажирский хотел отказаться, но «наш человек» мягко посоветовал ему наоборот сходить в гости, но не одному, а взять надежных людей. И выяснить аккуратно – что ему от нас надо… На сборы было не более получаса.

Выходим втроем к трапу. На причале власовец с женой ждал нас в машине. Знакомство, радушный прием и экскурсия по довольно серьезному, не бедному дому. Когда сели за стол, сразу вспомнилось что сказал «наш человек» - кто-то из нас должен быть трезвым. По глазам пассажирского понял – этим трезвым буду не я!

На столе стояли большие винные фужеры, в которые хозяин и стал наливать дамам – вино, а себе и мне - водку. Пассажирский сразу сказал, что принимает какие-то таблетки и не может пить. Женщине еще проще – ничего не нужно говорить, просто пить понемножку, и все тут. Вздохнув, я сказал себе, что за нами Россия и махнул вместе с хозяином первый фужер с водкой. Если сравнить наши с ним весовые категории, то я был в весе даже не мухи, а еще меньше! А на свежие дрожжи…

Если честно, то я смутно помню о чем говорили, но по отзывам моих боевых товарищей, я тоже неплохо участвовал в разговоре. Потом был путь домой. Я с достоинством пронес себя по трапу, до каюты. Все было хорошо, но на следующее утро оказалось, что я спал на собственных очках, причем по их состоянию было понятно - сон был не очень спокойным! Выручило то, что у меня была запасная пара.

Принесли ли мы пользу Родине этим визитом к врагу - не знаю. Но что это был враг – не сомневаюсь, так как всем своим нутром это ощущал. В штатах я и раньше уже встречал людей, которые таким же путем оказались за границей, но у тех были совсем другие глаза, от них не веяло таким ледяным холодом.

В гости к власовцам В гости к власовцамх

В гости к власовцам

Катер в море

На переходе из Окленда в Австралию, порт Брисбен случилось небольшое происшествие. Вахта заметила в море катерок, которому совсем не место было здесь, в бурных зачастую водах. Мы подвернули к нему поближе и в бинокли увидели, что людей не видно. Решение было мгновенным – осмотреть катер, может быть в нем есть люди. Мы остановили судно и спустили на воду мотобот. Дело было днем, пассажиры высыпали на палубу и молча наблюдали за этой операцией. Я был старшим в мотоботе.

Когда подошли, заглянули в катер, сразу стало понятно, что ему досталось – все что могло разбиться от стремительной качки – разбилось и валялось в беспорядке. Мы с третьим помощником забрались в катер и проникли в кокпит (внутреннее помещение катера). Там никого не было. На палубе валялись спасательные жилеты и журнал, в котором были какие-то записи. Доложил по рации капитану. Капитан дал команду радистам связаться с капитаном порта Брисбен и вскоре оттуда был получен ответ, что людей с катера спасли накануне. Совершенно не помню, взяли мы тот катерок на борт или утопили его, чтобы он не представлял в море опасность для судов.

Хорошо помню то, как тепло аплодисментами встречали нас пассажиры, когда мы подходили к борту. Они вполне оценили то, что наше судно было остановлено для того, чтобы найти и спасти людей терпящих бедствие. Они вполне могли оказаться там.

Последнее «прощай»

Размеренно, день за днем шла обычная, привычная работа. Все это время по судну вихрем носились различные слухи, один непонятнее другого. И вот, наконец, эти слухи оформились в одну четкую и ясную весть – мы уходим. Еще не было ясно куда и зачем, но было ясно одно – мы идем на запад. Идем без пассажиров. Это было самое странное во всем этом. Вдобавок, стало известно, что никого из экипажа не сокращали, не увозили на других судах домой!

Наступил Новый, 1980 год. Всех мучила одна мысль – что он нам принесет? Мы уже знали, что идем в Сидней последний раз. На глазах у женщин стафа слезы. Они совершенно искренне не хотят расставаться с нами, при любом удобном случае говорят много приятных слов, к чему англичане обычно не особенно склонны.

Стаф. Официальное фото на память

Стаф. Офиц. фото на память

То же самое, но неофициально

То же самое, но неофициально

В порту нас встречают демонстрации. Мы еще не знали тогда, что несколько дней назад наши войска вошли в Афганистан… С причала в нас стреляют ракетами от фейерверка... Матросы делают все, чтобы не дать ракетам поджечь судно. Наконец полиция справляется с демонстрантами и оттесняет их за пределы порта. В город идти не рекомендуется. Судно усиленно охраняется. С воды тоже. Время от времени ныряют два аквалангиста и осматривают корпус. Напряжение нарастает. Дали винтам больше оборотов на задний ход, чтобы никто не смог подплыть к корпусу и винто-рулевому устройству.

За несколько часов до отхода прибыла полиция. В полицейское управление поступил звонок. Неизвестные сообщили, что наше судно заминировано. Объявили тревогу и внеочередной досмотр. Искали долго. Ничего не нашли. Нервозность и напряжение все сильнее. Все понимают, что угроза реальна – мы идем без пассажиров, а судно настолько огромно, что спрятать все что угодно можно…

И тут происходит совершенно неожиданное чудо! На причал из-за угла вплывает огромный оркестр волынщиков! Они, в шотландской военной форме, в клетчатых юбках, в белых гетрах и огромных башмаках красиво и чинно маршируют вдоль судна под какой-то кельтский марш! Одна волынка - красиво, две – тоже, но огромный оркестр волынщиков – это завораживает и так здорово звучит, что мороз по коже от одного воспоминания! А если учесть ту обстановку, то это было буквально потрясением для всего экипажа! На балконе терминала стоял весь стаф – это они пригласили этот оркестр, находящийся в Австралии на гастролях, в знак признательности и любви к нам, русским морякам. Многие из них открыто плакали. То же самое происходило и на нашей палубе. Это продолжалось больше часа – марш оркестра вдоль судна. Такое забыть просто невозможно!

Наконец, решение принято и судно начинает медленно отходить от причала. Оркестр продолжает свой марш. Мы прощаемся с Австралией тремя длинными гудками…

Набирая ход, идем в тревожную и полную неясностей ночь..

Переход

Пошли мы вокруг Австралии, огибая ее с юга. По-прежнему нет ясности что будем делать дальше, но все сводится к одной версии, которая впоследствии и оказалась верной – мы будем возить пассажиров на западе и сдавать судно скорее всего одесситам. Правда первая часть была не совсем обычной.

На вторые сутки все начали успокаиваться – бомба не взорвалась, а значит все нормально и мы поживем еще! Народ отсыпается, впервые оказавшись не у дел. Начинают растрясаться личные запасы алкогольных напитков. Народ веселеет на глазах.

У меня в каюте собирается интересная компания – мы играем в карты, в «тысячу». Играем с удовольствием, взахлеб! Никаких денег, просто так! Под великолепный индийский чай и под сухое винцо. А чай был потрясающий! Дело в том, что если взять часть воды обычной и добавить к ней дистиллята (я уже упоминал о том, что у нас в машинном отделении варился дистиллят для котлов), то чай на такой воде получался совершенно великолепный, ароматный и вкусный! Мы засиживались за игрой почти до утра!

Индийский океан встретил нас мирно и был тих и красив. Мы резво бежали в сторону Цейлона. Дело в том, что для такого судна столь дальний переход все же непростое дело – слишком много он съедает топлива и воды и необходима дополнительная бункеровка.

Коломбо

В Коломбо нас встречает доисторическая реликвия – паровой буксир наверное двухсотлетнего возраста! Сверху, через открытые у него люки над машинным отделением видны большие маховики и шатуны, резво машущие и пыхающие паром. С буксира поднимается лоцман и мы входим на рейд. Там, на рейде мы и будем принимать танкера.

Вскоре к борту подходят суденышки с торговцами. Они поднимаются на выделенную для них палубу и раскладывают товары. В-основном это полудрагоценные камни, которые во множестве добываются местными жителями – агаты, лунный камень, рубины, сапфиры и прочие камешки. Они или ограненные или природные. Соответственно и цена. Камни очень дешевые. Многие берут. Разрешается увольнение и часть экипажа сходит на берег.

Обычный индусский город со своей неимоверной толчеей – признаком перенаселенности, грязью, красными ртами и тротуарами от бетеля… Бетель – это слабо-наркотическое растение. Лист бетеля, на который кладется немного гашеной извести, сворачивается и жуется. При этом человек полностью утрачивает чувство голода. Жизнь в ощущениях становится лучше и ярче… Это жвачка бедных, а уж в них-то ни в Индии ни на Цейлоне недостатка нет!. Самое отвратительное в этом процессе то, что жвачка во рту приобретает кроваво-красный цвет и выделяется большое количество слюны. Вот и летит это красное на асфальт … всюду…

Заправившись до предела топливом, водой и кое-какими продуктами, мы снимаемся и направляемся в сторону Красного моря.

Аден

Мы идем в Аден. Это известие сразу поставило под вопрос ту версию, что мы идем Одессу. Для этого не нужно было заходить в Аден. Рано утром мы медленно входили в Аденский порт. Сразу же совершенно неожиданное – наши военные корабли, стоящие вдоль бухты на швартовных бочках!

Эсминец, БДК (большой десантный корабль) и большой корабль – база подводных лодок «Березина». Ее задача – снабжение, ремонт и обеспечение нужд экипажей (в том числе и какой-то отдых) подводных лодок, работающих в этом регионе.

Нет нужды говорить о том, что на всех кораблях и особенно на «Березине» вдоль бортов высыпали моряки, громкими восторженными криками и свистом приветствующими наших девчонок, которые также высыпали на палубы и отвечали им! Мы проходили в 100 – 150 метрах и дай волю – многие морячки с кораблей вплавь бросились бы к нам! Встали мы, подав концы на бетонные «быки» как раз напротив «Березины». Судно гудело от возбуждения.

Капитан собрал старших командиров на совет. Там и было объявлено, что впереди нас ждет работа с кубинскими военными. Мы будем вывозить кубинский полк, воевавший в Эфиопии. Кубинцы не были дома по три года и больше. Исходя из этого, иметь на борту такую массу молодых девчонок, давно не имевших контакта с молодыми людьми, довольно рискованно. Решение принято было довольно быстро – пригласить на борт старших офицеров с Березины и обсудить с ними вопрос о проведении совместного вечера отдыха на нашем борту.

Со всех трех вояк через час подошли катера. На борт поднялись офицеры и вскоре было принято решение о том, что каждый корабль направляет на вечер определенное количество человек и свой патруль. Рамки вечера ограничили – с 19.00 до 24.00 по судовому времени. Как оказалось, вояки тоже почти все были уже по полгода и больше вдали от своих баз. Они были очень рады возможности «размагнитить» своих матросиков и офицеров!

Излишне говорить, какой ажиотаж вызвало объявление о вечере! Девчонки были озабочены подготовкой, а мужская часть экипажа ходила с довольно хмурым видом.

Ровно в 19.00 к лацпорту стали подходить катера и мотоботы от кораблей. В общей сложности на борт поднялось наверное человек 200 - 250. В музыкальном салоне играла музыка. Все были смущены… Танцы не клеились. А потом как-то так получилось, что народ… исчез! Офицеров «разобрали» наши офицеры и… запасы спиртного уничтожались мгновенно! Остальные моряки тоже не остались без внимания. В ход пошли и «стратегические» запасы каждого и тропическое вино – у кого что было! Через час народ стал появляться и это были уже совсем другие люди. Вскоре веселье било через край! Вечер явно удался! С большим трудом удалось «выскрести» из укромных закоулков и кают всех гостей и примерно в два часа ночи мы получили подтверждение со всех кораблей о том, что вернулись все!

На следующий день нужно было видеть, как приветствовали нас моряки с кораблей, когда мы проходили мимо них! Девчонки на палубах дружно отвечали на крики моряков, а мы ответили на гудки кораблей троекратно своим басом и побежали дальше, к новым делам! Идти предстояло недалеко, в небольшой эфиопский порт в Красном море.

Кто они, эти кубинцы? Какие они после трех лет войны в чужой стране? Что нам предстоит и как мы будем с этим справляться? Ответы на все эти вопросы были впереди, все это предстояло нам узнать через какие-то сутки…

По судну был издан приказ о сохранении государственной тайны. Запрещалось сообщать кому бы то ни было любую информацию о судне, рейсе, экипаже и пассажирах. Запрещалось вообще давать радиограммы с судна. Этот пункт больше всего взволновал всех, так как в те времена это была единственная связь с родными, оставшимися на берегу. В судовой стенгазете появился стих, который мгновенно обошел судно:

Пароход идет по морю,
Телеграмм не подает
Чтоб никто не догадался
Кто плывет? Куда плывет?

Эфиопия

Рано утром мы подошли к нужному нам месту и встали на якорь на рейде. Порт представлял собой небольшой ковш, созданный искусственной косой. Ни карты на этот порт ни описания его в лоции не было и поэтому мы решили ждать.

Через какое-то время с нами по радио связались какие-то представители и предложили нам спустить наш катер и послать его в порт, чтобы представители кубинцев прибыли на нем на судно. Так мы и сделали. На катер спустились с причала несколько человек в штатском. Это были кубинцы. Один из них отлично говорил на русском языке. Как оказалось позже, это был начальник особого отдела полка и учился в он военно-морском училище в Ленинграде.

После долгих переговоров с капитаном за закрытыми дверями, они сели на катер и их вновь отвезли на берег. Через несколько часов опять по радио поступил сигнал их порта о вызове катера. На этот раз с кубинцами были двое эфиопцев. Один из них оказался капитаном порта, а второй – лоцманом. Они долго рассказывали нам о том, что из себя представляет порт и что мы можем спокойно входить. Решение было очень трудным, но в порту нет плавсредств, а перевозить более двух тысяч человек на мотоботах… Решение было принято и мы пошли в порт.

Швартовка была неимоверно трудной, но наши безотказные турбины и два винта, помогавшие маневрировать в узкой гавани, помогли удачно ошвартоваться у причала. Вдоль судна немедленно была выставлена охрана, состоящая из вооруженных «калашами» африканцев. С причала нырнули в воду аквалангисты и всю нашу стоянку они довольно часто это делали.

Посадка была намечена на ночное время. Так и произошло. Ночью стали один за другим подъезжать крытые грузовики и из их кузовов спрыгивали здоровенные люди в гражданской одежде с небольшими сумками. Лица у них были усталые, напряженные, неулыбчивые. Это продолжалось почти всю ночь. Охрана же вся уже часа в два-три спала тут же, на причале, положив автомат рядом и накрыв головы куртками… Как потом сказали кубинцы - в этом был весь образ эфиопских воинов …

Среди пассажиров были раненые с забинтованными руками, головами. Потом подвезли большие тюки с красными крестами на них. Оружия не было. По крайней мере видимого. Последними прибыли старшие офицеры. Они были также в штатском. Вместе с руководством полка на судно прибыл представитель нашего министерства обороны. Он и был как бы руководителем этого, как сегодня говорят, проекта.

Как только чуть-чуть стало рассветать, мы отошли от причала и с трудом развернувшись, вышли из ковша.

(Виктор Федоров. См. Персональный сайт victorf.ru)


Рассказы не совсем еще старого капитана