Глава тринадцатая. Полный вперед!

«Так и не спросил у Марьи, что тот сон мог означать», - подумал Иван, вернувшись на судно. Однако же, он почти сразу же и забыл об этом, раз за разом возвращаясь мыслями к ее словам, сказанным на пирсе.

И снова жизнь продолжила свой размеренный бег. Иван вошел в свое расписание и вполне уютно существовал в нем. Васька тоже не переменился и оставался все таким же безучастным ко всему.

Удивил он Ивана лишь на третий день. Утром, когда Иван принес ему завтрак, он увидел, что у Васьки начинается ломка и, по установившемуся между ними порядку, ожидал, что Васька потребует дозу, показав Ивану на шприц. Васька не сделал этого.

Вместо этого он подал Ивану что-то, завернутое в серую тряпицу.

- Завари половину на чайник и принеси, -  прохрипел он, с трудом скрывая гримасу боли на покрытом крупными каплями пота лице.

- Хорошо, - с удивлением ответил Иван и быстро пошел на камбуз.

Через час он поставил перед Васькой чайник с заваренными корнями.

- Теперь закрой меня покрепче и уходи. – с трудом заговорил Васька, - Три дня не приходи, даже если звать буду. Ты понял?

- Понял.

- Иди.

- Три дня у Ивана не было покоя. В сушилке временами была мертвенная тишина, а иногда оттуда неслись стоны и крики Васьки. Иван изо всех сил боролся с желанием спуститься на эти крики, понимая, что, может быть, в этом и есть единственный Васькин шанс. Иван уходил на палубу или в машинное отделение, чтобы не слышать этих стонов.

Через три дня Васька затих. Утром, с миской каши, он осторожно спустился в сушилку.

Васька лежал на спине с закрытыми глазами. Как только Иван звякнул ключом в замке, Васька открыл глаза и сел на своем матраце, голодными глазами глядя на миску. Иван поставил ее перед Васькой и вышел.

Минут через пять, вернувшись с чаем, он увидел, что миска пуста.

- Еще каши принести?

Васька кивнул, и Иван принес добавку, которая тут же и была съедена. А потом Васька спал. Долго, около суток. Проснувшись, Васька вел себя как и всегда – безучастный и безразличный ко всему происходящему вокруг.

Через неделю все повторилось в той же самой последовательности, но после второй ломки  Васька не требовал больше заваривать корни, но и дозы не просил. Это сняло переживания Ивана, думающего о том, что корней было всего на два заваривания.

Прошел месяц. Иван вовсе перестал закрывать Ваську, и тот сам ходил дышать на палубу, выносил за собой ведро, но неизменно возвращался в свою клетку. На предложение Ивана перебраться в каюту, Васька отрицательно замотал головой. Пищу он также получал только в клетке. Иван не возражал. Ему тоже был удобен этот привычный уже порядок.

Однажды, морозным мартовским утром, наступившим после нескольких дней бурана, Иван вышел на палубу и с удивлением увидел, что она почти расчищена и Васька, с лопатой в руках, продолжает работу.

Взяв вторую лопату, Иван молча присоединился к нему. Через час все было закончено.

- Идем, перекусим, да чайку попьем, - сказал Иван Ваське и тот, кивнув, сбросил полушубок на входе и сел к столу.

Поев, они молча пили чай с калиной.

- Ты вот что, Иван, - заговорил вдруг Васька, - ты отпусти меня. Хочу жить на земле, где ты жил.

- Ты уверен? Хорошо подумал? - удивленный столь неожиданным поворотом, чуть помедлив, спросил Иван.

- Да. Ты мог там жить, смогу и я.

- Хорошо, - сказал Иван, - пусть будет так. Живи там. Будешь готов – перебирайся. Все, что тебе нужно – подбери и вынеси на палубу. Я помогу перенести. Что понадобится потом – придешь и возьмешь.

- Хорошо, - сказал Васька и встал, намереваясь выйти.

- Погоди, еще кое-что скажу.

- Говори.

- Будешь жить там - живи. Я буду жить здесь, но давай договоримся – без разрешения друг к другу в дом - ни ногой. Мне надо будет – я приду и спрошу у тебя разрешения войти. Придешь ты ко мне – сделаешь то же самое. Шаг на палубу без моего разрешения расцениваю как нападение, соответственным, будет и мой ответ. Ты согласен с этим?

- Согласен, - не задумываясь, ответил Васька, - это справедливо.

- Я сделаю у сходни кнопку. Нужно будет – нажмешь, и я в любом месте судна услышу звонок.

Три дня Васька готовился к переезду. Иван тоже не оставался безучастным и подкладывал к приготовленным вещам то, что может понадобиться Ваське там, в котельной.

К обеду переезд был закончен. Вещи были сложены внутри котельной, у двери.

- Ну что же, Иван, бывай! - сказал Васька, преградив рукой путь Ивану, собиравшемуся войти в котельную. Повернувшись, Васька вошел и плотно закрыл за собой дверь.

- Удачи тебе! - крикнул вдогонку Иван, несколько разочарованный таким прощанием.

Пока Васька был на судне, Иван не чувствовал одиночества. Теперь же, когда он ушел, это чувство вновь пришло и Ивану потребовалось немало усилий и ужесточений своего расписания, чтобы компенсировать это чувство.

Удивила Шапка. Она стала исчезать с судна. Сначала ненадолго, а потом и по полдня ее не было. Однажды, встав пораньше, он увидел, как она трусцой бежит по пирсу на судно, Конечно же, Иван понимал, куда она ходит.

Сначала была ревность, а потом она прошла. Иван понял, что там она нужнее. Одно поражало – как она, собачонка, могла все это обдумать, понять и принять такое решение?!

- Да ладно тебе, не кори себя. Я же все понимаю, - сказал он, гладя собаку, виновато виляющую хвостом и норовящую заглянуть ему в глаза.

- «Вот уж, поистине, чудеса! - думал Иван, гладя собаку, - До чего же разумна эта тварь Божья!»

Жизнь вошла в установившееся русло и бежала спокойным, размеренным бегом, выверенная и вымеренная. Васька приходил только раз в неделю, чтобы взять хлеба. Шапка встречала его на пирсе, виляя хвостом.   

Пару раз приезжали мужики, чтобы наловить рыбы, и передавали приветы от Марьи. Иван наказал мужикам передать ей о переменах, произошедших с Васькой. Судя по тому, как мужики сразу и понимающе  закивали головами, он понял, что они знают обо всей этой истории.

В воздухе запахло весной. Медленно, натужно, между снежными буранами, то в одном, то другом месте она проявляла себя. Солнце стало теплеть. Очищенная накануне от выпавшего снега, палуба к обеду становилась мокрой – остатки снега быстро таяли.

Прорубь на корме почти не замерзала. Тонкая корочка, намерзшая за ночь, к обеду исчезала. Корюшки по-прежнему было много, но Иван почти не ловил ее. Ему вполне хватало продуктов. Разве что иногда, в охотку, он баловал себя свежей рыбкой. Чего он никогда не мог наесться так это хлеба. Иван с удовольствием пек его и с таким же удовольствием ел.

Лед в бухте стал темнеть. Попробовав долбить его ломом, Иван понял, что жить этому льду осталось не очень долго. Он становился пористым и не таким крепким. Это был знак. Иван в сотый уже, наверное, раз решил проверить все жизненно важные системы и агрегаты. На это ушла неделя. Иван мог теперь точно сказать, что он готов к выходу в море.

Его не беспокоило то, что он один на судне. Все управление машиной было с мостика. На руле стоять нужно было только в сложные моменты, на маневрировании, а на прямых курсах с этим прекрасно мог справиться авторулевой. Иван тщательно продумал маршрут и проложил курсы на морских картах в штурманской. На ночь, пока он будет идти вдоль побережья Камчатки, Иван решил вставать на якорь у берега. На всякий случай, также решил он, огни на судне включать не будет.    

Он не был готов встречаться с властями, прекрасно понимая, что его рассказ прозвучит для них по крайней мере странно.

Таким образом, вопрос о том, на чем и как идти, был решен. Оставалось решить еще один - куда идти и к кому идти. С этим было сложнее.

«У меня такое богатство на борту, - рассуждал Иван, - да еще оружие. Ну, с оружием-то проще – за борт его и все. Главное – судно и вся, связанная с этим история… Что буду говорить, если с этим всем поймают и прижмут? Правду? А кто в нее поверит? Разве смогу объяснить то, что уходил на одном судне, и оно исчезло вместе с экипажем, а пришел на другом, и на нем экипаж тоже исчез?»

На все эти вопросы был один ответ – нельзя ему ни с кем из властей встречаться. А как это сделать? Без помощи на берегу не обойтись.

Ирония была в том, что единственный человек на берегу, который хоть чем-то мог бы помочь ему, и тот - следователь!

«Не Изида же!» – мысленно усмехнулся Иван.

Вечером, сидя на палубе с кружкой горячего чая, Иван наслаждался свежим, по-весеннему пахнущим воздухом и продолжал прокручивать в голову свои тяжкие думы. Как это ни странно, но мысль об Изиде, этой крученой - верченой домоуправше, уже не казалась ему такой смешной. Наоборот, он понял вдруг, что она может быть неплохим помощником, если ее хорошо заинтересовать, а уж это Ивану было чем сделать! Мысль эта понравилась Ивану, и он решил, что как следует, основательно обдумает ее завтра, с утра.

- Утро вечера мудренее, да? – спросил он у сидящей напротив Шапки и, погладив ее, пошел спать.

На следующий день, уже к вечеру, приехали мужики, чтобы половить еще раз рыбки, пока лед не ушел.

- Марья к Василию пошла, Иван, - поздоровавшись, сказал старший, Тихон, - позже подойдет.

- Ну и хорошо, пусть поговорит, - сказал Иван.

Марья пришла, когда мужики поднимали уже вторую ловушку.

- Здравствуй, Марьюшка! – сказал Иван, встречая ее на трапе.

- Здравствуй и ты, Иван, - поклонилась ему Марья, - вот, пришла попрощаться с тобой.

- Почему попрощаться?

- А ты что, вечно здесь собираешься быть? Не собираешься, разве, уходить, как лед выпустит?

- Собираюсь, Марьюшка.

- Вот, потому и прощаться приехала. Лед вот-вот уйдет.

- Проходи, буду кормить тебя.

- Спаси тебя Господь, Иван.

Поужинав, они сидели и, за чайком, спокойно беседовали.

- Как думаешь, Марьюшка, Васька пойдет со мной?

- Нет, Вань, не пойдет. Проясняется он помаленьку, но к людям больше не пойдет. Не хочет. Здесь жить будет.

- Как думаешь, получится у него?

- Ты не беспокойся, я приглядываю за ним, учу его Богу молиться. Пусть грехи свои замаливает, да прощения просит. Все в руках Божьих. Даст Господь – человеком помрет, а нет – Он же ему и судья.

Долго они разговаривали с Марьей, но все попытки Ивана выяснить что-нибудь о себе она резко отвергала.

- Ты сам все узнаешь и, когда Господь посчитает, что ты готов – он даст тебе прозренье, Ванюш. Главное – ты ищи, ищи свои следы на земле, и ты все сам найдешь и все сам вспомнишь.

Утреннее прощание было недолгим. Иван, выйдя утром на палубу, увидел, что мужики заканчивают укладывать в сани рыбу и Марья тоже уже на пирсе. Иван спустился к ним и, не говоря ни слова, они обнялись с Марьей.

- Храни тебя Господь, милый человек, - сказала она и, перекрестив его, вынула из кармана маленький, со спичечный коробок, образок. Он был очень старый, судя по почерневшему серебряному окладу и темному, почти невидимому изображению.

- Спасибо, Марьюшка, - поклонился ей Иван.

- Не простой он, Иван. Ему столько лет, что и сосчитать не получится. Очень намоленный он. Ты береги его, а он тебя беречь будет.

- И ты будь здорова, Марьюшка. Я тебя никогда не забуду. Детям и внукам, если доживу, буду рассказывать.

- Доживешь, Иван, доживешь! - сказал Марья и, повернувшись, пошла к саням.

- Держи, на память тебе от меня, - сказал Иван подошедшему к нему Тихону, и снял с плеча автомат.

- Нешто можно, Иван… - растерялся Тихон.

- Можно, можно! У меня еще есть, да и не нужен он мне вовсе будет через пару дней.

- Добрая ты душа, Иван. Спаси тебя Господь! – растроганно сказал Тихон и поклонился Ивану в пояс.

Лед, еще толстый, но уже рыхлый и некрепкий,  переломало сильным ветром через пять дней. Утром, проснувшись, Иван глянул в иллюминатор и увидел, что половина бухты почти свободна ото льда. Он вышел на палубу. Сырой, промозглый ветер дул резкими порывами и выносил лед из бухты. Оставался лишь небольшой язык у берега и пирса. Иван понимал, что вынос этого льда – вопрос времени. Нужно было готовиться к броску.

Первое, что Иван сделал – поставил опару на хлеб. Все остальное было давно и детально продумано. Он действовал по плану, в который уже раз готовя и проверяя все, что может понадобиться в море.

Ближе к вечеру, когда хлеб был уже испечен, Иван взял три булки еще горячего хлеба, завернул их в полотенце и пошел к Ваське. Шапка бежала впереди.

- Веди, Шапка, в последний раз иду… - сказал Иван собаке, но она не придала значения его словам, а может быть, просто хорошо скрыла это?

Васька сидел на лавке у входа.

- Привет, Василий!

- Привет, Иван.

- Вот, хлеба тебе принес.

- Так есть еще у меня. Или уходить собрался?

- Собрался, Вась. Пойдешь?

- Не знаю, - ответил Васька, принимая хлеб.

- Буду уходить - звать?

- Просто погуди. Я приду.

- Хорошо, - сказал Иван, повернулся и пошел на судно. Наутро сейнер стоял на чистой воде. Больше Ивана ничто не держало здесь. Плотно поев, оно скатил по сходне бочку рыбы, вынес на пирс заранее приготовленные мешок муки, ящик макарон и мешок риса. Сверху он положил спаренный снаряженный рожок к автомату.

Затем, один за другим, он поотдавал швартовные концы, оставив по одному на баке и корме, и дал длинный гудок.

Вскоре раздался лай Шапки, и они с Васькой вышли на пирс.

- Готов? – спросил Васька, стоя у сходни и глядя в глаза Ивану, стоящему тоже у сходни, но на палубе.

- Готов. Идешь?

- Иди сам. Я здесь останусь.

- Хорошо, Вась. Я понимаю. Я тут кое-что оставляю тебе. Мне оно ни к чему, а тебе пригодится.

- А это зачем? - показывая на рожки, спросил Васька

- Там, на крыше, в будке – «калаш». Охотиться будешь, да и медведи бродят.

Васька наклонился и, приподняв сходню, опустил ее.

- Пойдешь? – спросил он Шапку. Собака, не отрываясь, смотрела на Ивана.

- Позови ее, - сказал Васька.

- Нет, Вась, не позову. Пусть сама решит все. Она мудрая, сама все определит для себя.

- Ну, как знаешь.

- Да она все уже решила, разве не видишь?

Шапка по-прежнему сидела, не показывая ни малейшего намерения идти на судно.

- Ладно, Шапка, бывай! – сказал Иван, чувствуя, как предательски перехватывает горло, – Я не в обиде. Ты все правильно и мудро рассудила. Будь здорова и береги его! Все, отдавай концы, Вась. И удачи тебе. Будь здоров!

- И тебе, Вань, удачи, - сказал Васька, приподняв и толкнув сходню на палубу.

Поднявшись на мост, Иван завел двигатель и, выйдя на крыло, увидел, что Васька отдал кормовой и закинул его на борт.

- Все, под кормой чисто, - сказал он.

- Понял, - сказал Иван и, включив подруливающее устройство, дал струю воды и прижал судно к пирсу.

Быстро сбежав вниз, Иван выбрал носовой конец на палубу и вернулся на мостик.

Дав машине самый малый ход назад, он вышел на крыло. Сейнер сначала медленно, а потом, все больше разгоняясь, пошел вдоль пирса. Васька и Шапка шли за судном, тоже ускоряя ход.

Когда сейнер оторвался от пирса, Шапка не выдержала и залаяла. Иван, уже не сдерживая свои, невидимые для мира слезы, помахал рукой с крыла и, вернувшись в рубку, дал полный ход вперед и круто положил руль на левый борт.

Сейнер задрожал и, словно застоявшийся жеребец, стал легко набирать ход, выписывая плавную пенную дугу кильватерного следа, нацеленную на выход из бухты.

Выставив курс на авторулевом, Иван дал очень длинный гудок. Он словно вкладывал в него все то, что мог бы сказать, но не сказал на прощанье этим двум душам, оставшимся на пирсе, чтобы поддерживать друг друга.

Иван не подошел к кормовому иллюминатору рубки и не вышел на крыло, чтобы взглянуть назад, на пирс. Усилием воли он сдерживал себя до тех пор, пока сейнер не обогнул мыс.

Позади был только черно-белый камчатский пейзаж. Темные сопки, покрытые лесом, да белоснежные вершины вдали. Не знай он точно, что вот за этим темным пятном края мыса осталась бухта, он бы никогда не догадался об этом.

Ничего больше не напоминало о том, что было с ним там, далеко за кормой. Все это осталось позади, и будет отныне храниться только в его памяти, постепенно утрачивая реальные контуры, и приобретая размыто - мифические очертания. Так и будет, и только образок, висящий на черном вязаном шнурке, навсегда останется реальным доказательством того, что все это было, и все это было с ним.

Сейнер резво бежал вдоль берега, лениво переваливаясь с борта на борт, по низкой, пологой волне. Вода была синяя до черноты у горизонта и отражала глубокое небо с редкими серебристыми клочками облаков. Иван стоял у лобового иллюминатора и рассуждал…

-«Все! Оковы, как и говорила Марья, пали! Свобода! Есть все, о чем только может мечтать человек. Живи и радуйся! Что еще нужно? – думал он, - Но почему нет радости, почему нет эйфории от всего этого?»

Ответ на этот вопрос у него был. Он понимал, что для нормальной жизни нужна-то ему, собственно, только самая малость – память. Память о себе. И тогда, как он думал, пройдет это ощущение, будто живет он не свою жизнь, и что все, происходящее с ним, происходит с кем-то, а он просто оказался рядом. Случайно. Не по своей воле.

И все это, как наваждение, должно скоро исчезнуть, растаять как утренний туман в лучах солнца. Он вынырнет из этой пелены и окажется в своей, реальной жизни…

Иван потряс головой, отделываясь от этих мыслей.

- Ладно, нечего расслабляться! – громко сказал он себе и, подойдя к радиолокатору, стал смотреть в него. Зеленый луч равномерно бегал по кругу, высвечивая очертания берегов. Вращая ручки, Иван взял нужные замеры с экрана и пошел к карте, чтобы поставить на ней место, в котором находится сейнер. Пошагав измерителем по карте, Иван определил, что к вечеру он будет в довольно удобном для якорной стоянки месте. Немного подумав, Иван вновь взял измеритель и стал прикидывать другой вариант.

- Нет! – громко сказал он, - не буду я становиться на якорь!

Иван решил идти прямо туда, откуда он и начал свое путешествие. Погода вполне способствовала этому. Он проложил на карте и выставил курс на авторулевом. Сейнер плавно развернулся.

Быстро стемнело, и вскоре сказалась выработанная привычка ложиться рано – Иван начал ощущать, что глаза его слипаются. Поставив таймер на одном из навигационных приборов на один час, Иван лег тут же, в рубке, на диван и немедленно заснул.

Таймер разбудил его, как ему показалось, почти сразу. Часы, однако, показали, что проспал он ровно час. Взяв место по радару, Иван убедился, что снос совсем небольшой и все идет как нужно. Вновь поставив таймер, он лег на диван. Сна не было. Полежав так немного, Иван встал. Осмотрев горизонт и определив место судна, Иван спустился на камбуз, вскипятил чай, приготовил себе ужин и поднялся с подносом на мостик. Часы показывали полночь.

Сна не было ни в одном глазу и Иван, время от времени подходя к экрану радара, просто стоял у лобового иллюминатора, глядя на подсвеченный полной луной горизонт впереди, и вспоминал все, что с ним было.

Внезапно его ослепил невообразимо яркий свет. Иван закрыл глаза и, выждав несколько секунд, открыл их. Молочно-белый луч прожектора бил с берега по сейнеру.

«Та-ак… погранцы засекли, - подумал Иван, - сейчас будут вызывать».

И действительно, прожектор погас и вместо него там, откуда он светил, забился в точках и тире яркий огонек.

- Точка тире, точка тире, точка тире… - вслух читал Иван, - Это вызов.

Иван понял, что обнаружил первый свой промах. Он не подумал о том, что может быть работа светом. Прежде всего, нужно чуточку успокоить пост. Иван включил свет в рулевой рубке и лихорадочно открывал шкафчик за шкафчиком. В одном из них оказалось то, что он искал – ручной прожектор со шторкой, работающей от курка на рукоятке. Иван быстро вставил шнур в розетку на крыле, и фонарь зажегся.

- Так, ребята, начинаем общаться, - сказал Иван и дал длинное тире, направив узкий молочно-белый луч прямо на мигающий огонь. Огонь на берегу исчез на какое-то время и вновь быстро заморгал.

-  Тире две точки и за ними еще точка, - читал Иван вслух, и то ли логика, то ли какая-то глубинная память услужливо подсказывала ему, что он дожжен жать свои позывные или название. Табличка с позывными висела в рулевой рубке на переборке. Иван посмотрел на табличку. Там были только буквы, без кодов морзе…

-«Что делать? – волновался Иван, и ту же сам себе отвечал,  - Нужно потянуть время».

Выйдя на крыло, он направил прожектор на непрерывно вызывающий огонь и стал беспорядочно сыпать точки-тире. Огонь погас, но вскоре разразился серией точек.  

- Ага, сейчас повторю и разъясню, - сказал Иван и бросился в рубку. Найдя в штурманской книгу «Международный свод сигналов», он открыл страницу с азбукой Морзе. Теперь можно было отвечать.

Он дал длинное тире беснующемуся и, как Ивану показалось, злящемуся огню, и тот снова повторил сигнал запроса названия судна «DE», то есть тире, две точки и еще одна точку.  

Иван уже знал, что делать и, дав длинное тире, азбукой Морзе передал позывные судна. Передав, Иван мысленно удивился, что ему не нужно было смотреть в книгу, палец на курке прожектора сам нажимал нужные точки и тире.

Огонь на берегу погас, и долгую минуту, что он не загорался, Иван думал, что будет делать, если пост поднимет тревогу…

С поста дали длинное тире.

- Ура! – закричал Иван и дал в ответ такое же длинное тире. Пост молчал. Это была победа! Первая на этом пути. Путь свободен! Полный вперед!  

(В. Федоров)


Возвращение к себе