Эгвекинот

Переход до находящегося в южной части Чукотки залива Креста, в глубине которого находится порт Эгвекинот, занял не очень много. Уже на следующий день мы входили в узкий и довольно мрачный залив с характерным для Чукотки пейзажем – мрачные черные гранитные скалы с пятнами нетающего крупнокристаллического снега в складках. Серое мрачное небо довершало невеселую картину.

Связались с портовыми службами. Спросил, есть ли у них лоцман и буксир. В ответ длинная пауза и затем многообещающий ответ
- Вообще-то нет у нас ни того ни другого, но если очень нужно, то мы можем конечно ….

Вооружившись биноклем, долго разглядывал причал. Хлипкое сооружение из толстых, черных от времени бревен лиственницы. Причал, а вернее пирс, перпендикулярный к берегу, пуст, ни души. Швартоваться можно с хода, левым бортом, благо – погода тихая… Длина его только-только встать судну, а там, дальше – скала и гасить инерцию будет негде…

Решение принято. Даю команду старпому и через минуту во всех судовых динамиках раздается: «Боцману на бак, палубной команде по местам на швартовку стоять». Старший механик поднялся на мост и оценив ситуацию, сказал что сам пойдет в машинное отделение, так как швартовка видимо будет сложная. Я подтвердил правильность его решения и попросил быть очень внимательным на реверсе, так как ошибка будет дорого стоить.

Мы медленно подкрадывались к причалу. На душе было неспокойно. Что-то подсказывало, что не так все просто, что в любую минуту может что-то произойти. И оно произошло. Когда мы уже вышли на курс, параллельный пирсу и до него оставалось метров 150, совершенно неожиданно налетел шквал и мы пошли прямо на пирс. За какую-то минуту ветер в правый борт достиг скорости 15 – 20 метров в секунду. Отрабатывать назад было поздно – судно с такой огромной массой не успеет остановиться и воткнется в пирс. Остался один вариант.

Я резко ударил по ручкам машинного телеграфа дважды на «полный вперед», одновременно дав команду рулевому – «право на борт». На всех судах мира механик, получив такой сигнал, знает что он должен дать всю до последней капли мощность, даже ценой последующей поломки машины. Стармех в машине именно так все и понял и судно затряслось от перенапряжения, набирая ход. Нос через томительную минуту – другую все-таки пошел вправо когда мы перевалили угол причала, я опять дважды ударил рукоятками телеграфа, но уже на полный задний ход. Судно, еще по инерции идя вперед, стало замедлять ход и ветром нос опять повалило влево. Когда инерция была погашена, я дал стоп и теперь, уже ветром, судно как бы прилепило к пирсу именно так как оно и должно было встать.

Сердце мое стучало как сумасшедшее. Наставник, стоящий все это время в углу, за радаром, показал мне большой палец. Я дал команду старпому подавать концы. На пирсе так никто ни не появился. Пара моряков спрыгнули на него и приняли швартовные концы. Я по переговорному устройству дал в машину «отбой» и мы с наставником пошли в каюту.

Молча я достал рюмки. Руки стряслись довольно прилично. В каюту постучали. Вошел стармех с бутылкой коньяка в руке. Мы молча разлили и выпили. Когда тепло коньяка растопило внутреннюю дрожь, я сказал «деду» (по морскому жаргону так зовут стармеха) спасибо за классную работу. Он в ответ сказал, что в два реверса еще ни разу не видел швартовки.

В Эгвекиноте мы задержались надолго. Цемент выгружали самовыгрузкой, то есть силами экипажа. Все матросы, мотористы, механики и штурмана были задействованы в бригадах, а капитан, старпом, стармех и второй механик несли вахту. Народ был доволен – такие работы хорошо оплачиваются. Проблемы были с первым трюмом. Подмоченный цемент схватился и стал монолитом. Порт дал бригаду и в четыре отбойных молотка они более двух недель расковыривали его.

Стоянка была серая, ничем не запомнившаяся и если честно, то очень хотелось уже поскорее уйти из этих серых мрачных мест, которые давят на человека очень сильно. Хотелось уже и нормального воздуха. Дело в том, что в арктических и приполярных местах воздух иной. Содержание кислорода в нем вместо обычных 19 – 20, содержится всего 16 – 17 процентов. Это провоцирует и угнетенное состояние и обострение каких-то болячек и даже проявления цинги – кровоточащие десна.

Ну да всему приходит конец, закончили выгрузку и мы. С легким сердцем покидали мы Чукотку и судно, как будто почуяв что бежим в сторону дома, легко скользило по спокойным водам среди всевозможной живности – китов, сивучей, нерп, всевозможных бакланов и нырков. Северные моря очень этим отличаются от почти что безжизненных с виду южных морей.

По пути мы несколько раз меняли цель своего перехода. То мы идем на Японию, то на Владивосток, то еще куда… В конце-концов диспетчерская служба окончательно разобралась с нами и сообщила, что мы идем на Петропавловск - Камчатский под погрузку угля. Так и было. Мы вошли в Авачинский залив и сходу пошли на швартовку.

Я вообще люблю Петропавловск. Какой-то приятный, веселый дух есть у этого города. Чего только стоит Сопка Любви в самом центре города! Наверное такой дух у этого города потому, что основное его население составляют моряки, рыбаки и военные, а они никогда не были скучным народом!

Мы ошвартовались к причалу, засыпанному горами угля и практически сразу началась погрузка. Старпом был на вахте, а я с капитаном-наставником поехал в город. Он ехал чтобы уже не вернуться, пересесть на другой пароход, а я – просто прогуляться по давно знакомым местам.

Вернулся я через три-четыре часа и обнаружил пароход, стоящий с неестественно притопленной носовой частью и наоборот задранной кормой. Поднявшись, я тут же прошел по палубе и увидел, что носовой трюм уже полон, а остальные пусты… Вывод один – за погрузкой никто не наблюдал и грузчики сыпали уголь куда хотели. Корпус судна был перенапряжен, что чрезвычайно опасно. Я хотел вызвать вахтенного, но передумал и поднявшись, постучал в каюту старпома. Картина, достойная кисти передвижников. Полная каюта каких-то незнакомых мне людей и он сам пьян донельзя, с повязкой вахтенного помощника на рукаве.

Наутро был второй прокол в его дипломе. Это означало, что рабочий диплом аннулируется и он сможет получить его только после пересдачи аттестации в пароходстве и с понижением в должности.

Уголь мы отвезли в Японию, в один из портов на Хоккайдо и затем наше задание было – следовать в Рудную Пристань, что недалеко от Совгавани, и грузиться там на Магадан.

Первое, что мы увидели, встав на якорь в Рудной Пристани, были последствия цунами. На берегу, метрах в 50 от кромки лежала большая баржа, а рядом со зданием диспетчерской порта – небольшой портовый катер.

Две радости ждали меня в этом порту. Первая – на перекладных, а вернее на маленьком самолетике в Рудную пристань прилетела моя жена, а вторая – старшим диспетчером оказался мой однокашник. Одним словом, стоянка была довольно приятная.

Охотское море

Загрузив полные трюма известковой муки (до сегодняшнего дня не очень хорошо понимаю, зачем она нужна в Магадане), мы вышли в море. На дворе был уже конец октября – самое время для штормов. Море было спокойное и мы без проблем вошли в Охотское море, прошли вдоль восточного берега Сахалина и вышли в открытую часть моря. Там была довольно крутая встречная зыбь. Пологие валы высотой 5 – 6 метров возносили судно вверх и плавно опускали вниз. Прогноз был не очень хороший, нас догонял довольно мощный циклон. Мы проверили все крепления трюмных люковых закрытий, всех механизмов, задраили все водонепроницаемые двери и шли дальше.

Ночью ветер начал резко усиливаться. Радист принес прогноз – он был неутешительным. По всем расчетам мы оказывались в наиболее тяжелой чести циклона. Ни спрятаться ни увернуться возможности не было.

К утру все вокруг ревело. Встречный ветер достиг 25 метров в секунду и продолжал усиливаться. Море покрылось сплошной пеной, а валы начали расти на глазах. У таких небольших и закрытых морей как Охотское, Японское, Средиземное, Каспийское есть одна неприятная особенность – волна при ураганных ветрах очень короткая и очень крутая. Она гораздо опасней океанской пологой волны.

Из-за сильных ударов волн о корпус, сбавили ход и шли так, чтобы только держаться носом на волну. Практически движения вперед не стало. Ветер достиг 30 и в порывах до 35 метров и волны уже просто нависали над судном, поражая своей огромностью. Судно с трудом взбиралось на волну, принимая часть ее на себя. Вода с ревом неслась по палубе от носа до надстройки, проверяя надежность крепления всего, что было на палубе. Судно напоминало всплывающую подлодку – палуба почти постоянно под слоем воды, зачерпываемой полной мерой и носом и бортами. При ударах волны по носу стена воды долетала до мостика, с силой ударяя по иллюминаторам.

В этой ситуации главное – чтобы машина работала без сбоя, потому что с остановившейся машиной судно немедленно поставит лагом (бортом) к волне и тогда волны таких огромных размеров запросто могут опрокинуть судно. Вот в такие-то минуты хорошо понимаешь старших механиков, берегущих своих «питомцев» от лишних перегрузок… Ради того, чтобы быть надежной в такие вот минуты, судовая машина холится, лелеется и оберегается все остальное время. Практически получается, что судно вырабатывает свой срок, корпус уже никакой, а машина как новая! И это правильно, потому что на ней держится жизнь судна и экипажа в шторм!

После выхода из штормовой зоны через двое суток мы считали потери. На палубе были буквально срезаны несколько тяжелых механизмов, подорваны чугунные кнехты (тумбы для крепления швартовных канатов) на баке с одного борта. Стальной кожух толщиной 5 миллиметров, защищающий гидравлику, был скручен водой в рулон. Трапы для схода на палубу с надстройки, превращены в бесформенные конструкции. Выдавлено два иллюминатора (стекла толщиной 2 см) и только то, что они изнутри были задраены стальными литыми крышками на толстенных болтах, спасло от проникновения воды вовнутрь. В Магадане было уже свежо, температуры доходили до – 15 градусов! Быстро выгрузившись, пошли мы в сторону дома. Впереди нас опять ждал выход мощного циклона в Охотское море и поэтому мы получили из пароходства распоряжение встать на якорь у острова Завьялова, который находится южнее Магадана. Там мы простояли около трех суток, отоспавшись и отдохнув вволю!

А потом была спокойная, нормальная работа по перевозке леса из Находки в Японию. Особенно запомнился один рейс.

Между Сциллой и Харибдой

Рейс начинался как обычно. Мы погрузили лес и пошли на Японию. Надо сказать, что перевозка леса – довольно тонкое дело! При погрузке этих бревен разной длины нужно учитывать много факторов. Прежде всего, сначала идут тяжелые породы типа лиственницы, Ясеня, а потом – более легкие, хвойные. Главная задача экипажа – следить за тем, чтобы грузчики нормально укладывали бревна в трюме. Пакет бревен подается краном на просвет люка и дальше уже грузчики с помощью ломов раскатывают бревна ровно по трюму. Если лес в трюмах плохо уложен, то во-первых на палубу не возьмешь положенное количество, а во – вторых, в рейсе возможно смещение груза на один борт, что крайне опасно. А еще – вопрос с запасами топлива и воды. Всего должно быть минимальное количество на рейс, но главное – в танках не должно быть свободных поверхностей, иначе судно может лечь на борт в море и высыпать «караван» - палубный груз. И это – в лучшем случае…

В том рейсе все было нормально. И трюма хорошо погрузили и на палубу очень хорошо взяли – лес до самых иллюминаторов мостика! Потихоньку вышли и пошлепали через Японское море. Когда подошли к порту, связались с ними, оказалось что причал будет свободен не ранее чем завтра к ночи. Мы встали на рейде.

Вечером мы получили извещение о приближении довольно серьезного циклона и рекомендацию пароходства пойти к острову, который в 10 милях от входа в порт и спрятаться там от ожидаемых ветров. Дождавшись утра, вновь связались с японцами и те сообщили, что не менее суток причал еще будет занят. Делать нечего, выбрали якорь и пошли к острову.

После обеда задуло. К вечеру пошли ливневые дожди, ветер усилился до штормового и следующие трое суток дуло и дуло, нагоняя тоску. Мы стояли почти под самым берегом и нам было спокойно, но тоскливо.

Когда шторм утих, мы связались с японцами и выяснилось, что причал свободен, но ни лоцман ни буксиры не смогут к нам выйти из-за очень большой волны на выходе. Это была проблема… Дело в том, что на следующий день ожидался выход в Японское море следующего циклона, а это еще минимум трое суток….Это было совсем плохо, так как тогда придется распечатать и топливный и водяной танки, что даст свободную поверхность и мы не сможем на волне выйти из-за острова даже после прохождения циклона, а ждать спокойного моря в декабре…. Это почти нереально.

С другой стороны - вход в порт… Порт представлял собой почти круглую бухточку с двумя причалами в глубине… Диаметр ее метров 500 – 600…Вход представлял собой очень узкий проход среди торчащих из воды скал длиной метров 800 с волноломом, через который переливались массы воды от накатывающих волн, с одной стороны и кипящими пеной скалами с другой. Ширина прохода была всего метров 50. Ширина нашего корпуса 24 метра… Ветер в борт со стороны волнолома.

Сидим со стармехом и старпомом и рассуждаем… На малом ходу совершенно исключено – если даже и попадем в проход, все равно снесет на скалы и не успеем даже мявкнуть. На полном – пролетим через проход, но не успеем погасить инерцию и воткнемся полным ходом в причал.

Связался с японцами. На связь вышел капитан порта и сказал, что он лично гарантирует что четыре буксира успеют схватить судно и задержать его. Думал-думал и надумал. Все-таки решился нырнуть в этот ковшик! Стармех покачал головой сокрушенно, явно показывая всем своим видом, что он обо мне думает, но сказал что ход даст и будет сам в машине во время всей этой авантюры…

Решение принято и мы начали готовиться. На швартовку вышли и матросы и мотористы, все помощники и механики. Снялись с якоря и стали медленно высовываться из-за острова… Волна была довольно крутая, судно начало раскачивать. Во время выхода на нужный курс судно положило на 20 градусов и оно долго так лежало… Потом оно стало медленно восстанавливаться и мы потихоньку вышли на курс. Впереди кипело… Проход обозначал только маленький автоматический маячок на конце волнолома… Добавили ход. Еще…. И вот мы уже несемся навстречу бурунам. Постепенно высчитываю угол сноса, упреждения… Вот уже подошли настолько, что и отмена и возврат невозможны. Теперь только вперед, а там – будь что будет!

Картина жуткая. У меня было такое ощущение, что мы сейчас будем насажены на острие волнолома как кусок мяса на шампур…. Связываюсь с капитаном порта и он подтверждает что буксиры наготове и видят нас. Маяк на волноломе пролетает как куст мимо мчащегося автомобиля. Вокруг шум волн в камнях и на волноломе. Волна от судна захлестывает волнолом и, сталкиваясь с переливом волн, дает веер брызг, долетающих до моста…

Когда до входа в бухту остается метров 150-200, даю телеграфом дважды «полный назад». Машина отрабатывает как часы! Молодец «дед»!

Влетаем в бухту и к нам буквально приклеиваются красавцы-буксиры, по два с обоих бортов. Мгновенно подаются концы, бросаются на кнехты и тут же буксиры дают такое усилие, что пароход как будто становиться на дыбы и останавливается в 15 метрах от причала!!! Лоцман, пожилой мужчина, как обезьяна лихо взлетает по штормтрапу и через какие-то секунды он уже на мосту! С ходу он дает по портативному переговорному устройству какие-то команды на буксиры и те ловко раскручивают пароход на месте. Через пять минут судно мягко, всем корпусом касается причала. Только тогда лоцман представляется – это сам капитан порта!

Когда на причал подали трап, прибыли власти и капитан порта, приняв у одного из клерков картонный ящик, вручает мне его. Это дюжина дорогущего виски. Мы тут же открываем одну и, пригласив стармеха, отмечаем нашу удачно завершившуюся авантюру. Повар расстаралась и японец в восторге от закусок.

В японском ресторанчике

На следующий день капитан порта, в знак уважения, прислал официальное приглашение нам обоим в ресторан. Я и раньше бывал по официальным приглашениям в японских ресторанах, но этот визит мне особенно понравился. В назначенное время к трапу подкатила машина и мы поехали в соседний город, километрах в 20 от нашего порта.

Это был маленький, уютный и явно очень дорогой ресторанчик. На первом этаже его располагался суши-бар, а на втором этаже – несколько банкетных комнат в японском стиле. Разуваешься и сидишь на мягких циновках из рисовой соломы. Стол низкий, а под столом углубление, в которое и опускаешь ноги. В традиционных японских деревянных домах со стенами и окнами из рисовой бумаги, зимой холодно и в таком углублении устанавливается жаровня с углями, чтобы все могли греть ноги во время еды.

Я думаю, нет нужды описывать японские национальные яства типа суши или темпура, которые сегодня можно попробовать и в нашей стране. Мне больше всех нравится другое блюдо – скияки или как это произносят японцы, «сукияки».

Блюдо это очень дорогое. Прежде всего, делается оно из самой дорогой телятины (до 500 долларов за фунт), из так называемого мраморного мяса – это результат особой японской технологии выращивания коров с применением пива, для дорогих элитарных блюд.

Тоненькие ломтики мяса с тонкими прослойками сала, делающими мясо похожим на мрамор, вымоченные со специями, берутся с блюда палочками и кладутся на решетку стоящего на столе перед каждым газового мангальчика. Почти мгновенно обжаренный, кусочек обмакивается в чашечку с приправой на соевом соусе и рисовом вине, и съедается, запиваемый горячим саке, налитом из стоящего перед каждым специального глиняного графинчика в глиняную же рюмочку для саке. Графинчики по мере опустошения меняются на полные. Вкус – не описать! Все это сопровождается и другими традиционными блюдами, но это – главное!

Интересно наблюдать и за самими японцами во время банкета. Когда они на европейском приеме, они совсем такие же как и все, но вот когда они среди своих – это совсем другие люди! Прежде всего субординация. Все буквально заглядывают в рот старшему по должности за столом. Только он и приглашенные гости имеют право поднимать тосты, говорить речи и вообще, все что касается «публичной деятельности» со стороны японцев – это старший и единственный. Все остальные только пьют, едят, весело и дружно реагируют на шутки начальства или обращения с его стороны к себе.

Сам по себе процесс поедания всех этих вкуснотищ с точки зрения европейца не очень приятен. Японец любого ранга, точно так же как и китаец, находясь в своем, национальном окружении, ест со вкусом, углубляясь в процесс и очень шумно, с причмокиванием и чавканьем, совершенно не заботясь о том, как это выглядит со стороны. Если это суп, то он выпивается с шумом через край чашки, если креветки - возле него прямо на скатерти вырастет куча шелухи прямо на скатерти, которую он, не задумываясь, смахнет на пол, если она станет мешать. Зрелище не из очень приятных.

Поговорить на такой вечеринке «по душам, за жизнь», как это принято у нас, просто невозможно! При всей видимости раскованности, ее нет и в помине! Никаких вольностей, никакого панибратства или «братания», что свойственно нам во время принятия горячительных напитков! Все напряженно слушают, что говорят начальство и гости, пьют и едят, постоянно улыбаясь и выражая всем своим видом чуть ли не счастье присутствовать здесь. Глава стола ведет себя при этом соответственно – довольно сильно важничая перед подчиненными и подчеркивая свое равенство и даже некоторую нарочитую приниженность перед гостями.

Примечательно и окончание банкета. Когда все уже наелись, тосты отзвучали, глава стола молча собирает оставшиеся на столе графинчики и слив остатки саке в свою рюмку, выпивает сам без каких-либо эмоций. Это сигнал к окончанию торжества. Затем он встает и тогда встают все. Банкет окончен.

Подстава

Незаметно, в напряженной работе прошел год и вот я уже жду замену, чтобы уйти в отпуск. Мы стоим в Находке под погрузкой леса на Японию. Трюма загружены, на палубу погрузку прекратили, так как из Владивостока танкером должны привезти топливо и запрессовать им танки.

Именно в это момент приехала мне замена. Дела сдал быстро, к вечеру все было готово и я, пожелав попутных ветров и семь футов под килем сменившему меня капитану, уехал на такси во Владивосток. На следующий день прибыл в пароходство, отметился во всех отделах, сдал отчеты и, получив отпускные, к вечеру вернулся домой в предвкушении долгого, трехмесячного отдыха, так как кроме очередного отпуска, у меня было множество неиспользованных выходных.

Через два дня звонок. Курьер из пароходства передал записку. Мне надлежало срочно прибыть в Службу безопасности мореплавания. Там меня ждала неожиданность. Оказывается, сменивший меня капитан не дождался танкера, погрузил лес на палубу и, выйдя в море, дал в Службу информацию о том, что судно имеет слишком большой дифферент на корму и малую остойчивость. Моя информация о том, как и что я ему передал, не была принята во внимание, так как все это я не оформил актом. То, что он уже после моего отъезда еще сутки грузил судно… Он же доложил, что принял уже погруженное судно…

Стоит ли говорить о том, в каком я был состоянии? Все сложилось в одно что-то темное, заслонившее свет – и отказ в работе на пассажирском флоте и эта подстава и жизнь в чужой квартире без перспективы получить свою в ближайшие двадцать лет, судя по темпам продвижения очереди… Не помню, чем я занимался оставшийся день, а к вечеру я зашел за женой в Отдел кадров пароходства, где она тогда работала и мы вместе пошли на катер, чтобы переехать на другую сторону бухты «Золотой Рог», где и находились дома под названием «Хи-хи,ха-ха», в одном из которых мы и снимали гостинку. Здесь я должен наверное объяснить что это такое.

«Хи-хи, ха-ха»

Уходя от первой жены, я оставил ей все – квартиру (тоже гостинку) и вообще всё что нажили за одиннадцать лет. Чтобы не жить с родителями, мы сняли гостинку. Так получилось, что она была в одном из двух огромных десятиэтажных «крейсеров» с длиннющими, во всю длину дома темными коридорами и гостинками по обе стороны. Саму гостинку описывать не интересно – они по всей стране примерно одинаковы, а вот дом имеет смысл описать! Нет, не дом, а его обитателей!

Основным населением этих домов были рыбаки. Что такое рыбак? Если кто не знает, то рыбак семидесятых-восьмидесятых годов представлял собой примерно то же самое, что старатель во времена, описанные Шишковым в его «Угрюм-реке». Конечно же не все, но основная масса рыбообработчиков, рабочих с плавзаводов, с сейнеров приходили с путины с огромными по тем временам деньгами. Это были и мужчины и женщины. После девяти месяцев сухого закона на путине, они отрывались в полную силу! Рядом с ними всегда были толпы тех, кого сейчас называют бомжами, а тогда их называли бичами и главная их задача состояла в том, чтобы как можно скорее и надежнее напиться, пока есть возможность сделать это за чей-то счет!

Учитывая, что крупных рыбодобывающих компаний в то время во Владивостоке было очень много и постоянно кто-то уходил на путину, а кто-то возвращался, в этих домах круглый год был Новый Год! Постоянная, круглогодичная «профессиональная» пьянка со всеми вытекающими из этого последствиями. То кто-то тещу с седьмого этажа выкинет, чтобы не бухтела на ухо, когда мужик с корешами спокойно за бутылочкой разговаривает за столом. А то вдруг у нас над головой глубокой ночью заиграет гармошка. Теперь можно часы проверять – через полчаса начнут петь, еще через полчаса плясать, в через час что-то или кто-то начинает падать с глухим и тяжелыми ударами и с истерическими воплями… топот, крики… Потом все стихает до следующего раза, чтобы повториться в точности так же …

То вдруг в тишине глубокой ночи гулко протопают по коридору тяжелые шаги нескольких бегущих ног с криками «Убью..трам-тарарам…!!!!» Затем короткий вскрик, что-то падает… Утром у нашей двери валяется здоровенное полено, непонятно как вообще оказавшееся в городе…

В обед - картина, достойная кисти Передвижников – два совершенно пьяных бича со счастливыми лицами, непонятно как удерживая, несут большую жестяную детскую ванночку, доверху заполненную пивом….

Напротив нашей двери – дверной проем туда, где живет Вася. Это не просто имя, это - образ и состояние! Он тощий, черный, лохматый… Вход занавешен распоротым джутовым мешком. Сама дверь отсутствует – или продана или окончательно разбита кем-то из Васиных друзей, а их у него много! Полов нет – проданы, ибо Вася нигде не работает, однако справедливости ради нужно сказать, что он и не ест!

Все что Вася делает в этой жизни – он пьет. Пьет он всё и всегда. Откуда что берется – никому не известно. При этом в его логове, а иначе то помещение, каковым стала его гостинка, не назовешь, никогда не было и следов даже самой простой закуски. Как мне потом объяснил один врач, у таких людей уже и желудок совсем другой, да и вообще его организм полностью питается только алкоголем! Почти каждый вечер – спектакль… Мужчины, женщины подобного же вида и состояния – постоянные гости …

Вот в таком примерно окружении мы и жили. Ну да после такого отступления продолжу свой рассказ.

И снова поворот!

Трудно все это осознать, но в самые тяжелые моменты в моей жизни, как по чьему-то взмаху волшебной палочкой, происходило что-то такое, что отодвигало в сторону мои проблемы и передо мной открывались двери совсем в другой мир, в другое измерение… Именно это и произошло вечером того тяжкого дня..

Итак, мы переехали на катере на другую сторону бухты и молча шли от переправы. Уже совсем недалеко от дома, я вдруг услыхал что кто-то меня зовет. Я подумал что мне показалось, но когда меня позвали второй раз, я повернулся и увидел, что к нам подходит пара – мужчина и женщина. В мужчине я сразу узнал своего двоюродного брата, которого не видел уже более десяти лет. Жену его я не видел никогда. Оказывается, они шли к нам в гости!

Тот вечер в нашей тесной гостинке, где и разместиться-то вчетвером сложно, был заполнен воспоминаниями, пельменями, большим количеством спиртного и беззвучным криком моей обиженной души! Где-то на излете вечера я и сказал в сердцах брату, что если мне кто-то предложит сейчас работу на берегу, но при этом даст квартиру, я тут же соглашусь, даже если это будет на Луне! Он удивился и переспросил, серьезно ли я говорю это? Я подтвердил и тогда он сказал, что подумает над моими словами. Утром голова болела довольно основательно и я смутно помнил все то, о чем мы говорили.

Через три дня жена пришла с работы и сказала, что звонил брат и просил передать, что он готов исполнить то, о чем мы говорили. Для этого мне нужно срочно приехать к нему в Порт Восточный. Он работал на строительстве этого современнейшего порта начальником участка. Я как-то быстро решил, что поездка ни к чему не обязывает и поехал.

Все дальнейшее происходило как во сне. Четыре с половиной часа на автобусе и вот я в квартире брата, слушаю его. В портовом поселке, состоящем из новых пятиэтажных домов и зоны, где жили заключенные, которые своей работой наполняли содержанием звание стройки «Ударная комсомольская», существует большое СПТУ. Это училище выпускало матросов, мотористов, электриков и поваров для нашего пароходства. В это училище нужен зам. директора по воспитательной работе с тем условием, что в ближайшие месяцы он должен будет сменить директора училища.

Зарплату предложили мизерную по сравнению с той, что я получал, однако тут же сказали, что есть возможность дополнительно зарабатывать, читая часы по морским предметам, однако главное – я немедленно получаю ордер на двухкомнатную квартиру в сдающемся как раз в эти дни доме!

Вот с таким предложением я и вернулся домой. Долго мы не думали. Жена сразу сказала, что готова ехать куда угодно, лишь бы я не ходил в моря. Она хочет, чтобы мы жили вместе.

Вернувшись, я сразу пошел в пароходство. Все были в шоке. Везде был один и тот же текст: «Ты же молодой, перспективный и т.д.» В ответ я спрашивал, почему перспективный капитан не имеет никаких шансов на получение жилья? Ответа не было.

В парткоме был тот же разговор, однако первый секретарь, который впоследствии стал руководителем морской отрасли страны, все-таки поддержал меня, сказав что «это наше училище и там нужны наши люди». Именно эта поддержка и сыграла основную роль в том, что меня безболезненно отпустили все, в том числе и крайком партии…

Еще через двое суток, еще не уволившись, я поехал в Восточный и уже на следующий день вернулся, имея на руках ордер на квартиру…

Передо мной был последний рубеж, нужно было сделать окончательный выбор – дать «отбой», пока еще не поздно и спокойно отдохнув, вернуться к работе или рвануть без оглядки вперед, в неизвестность…

Конечно же, меня очень волновало то, что оставляю я любимую работу, к которой так долго шел, родной город и явно отрицательное к этому отношение родителей и особенно отца… Чувство вины пред ними за то решение и сейчас, когда их давно уже нет, мучает меня … Оставленная работа «отомстила» тем, что все мои сны связаны только с судном, с морем. Вот уже более двадцати лет ни одного «сухопутного» сна…

Принято решение было практически сразу. Я как будто нырнул в эту неизвестность, ни на минуту не сомневаясь в том, что все равно выплыву! Единственный, с кем я советовался кроме жены – Юра, мой однокашник и коллега, с которым работал на «Шаляпине». Он в то время был капитаном на пассажирском судне и стоял в порту.

Впереди было много, очень много всего – и сладкого и кислого и до слез горького. Самое же главное – впереди была совсем другая, береговая жизнь, о которой, как очень скоро выяснилось, я и понятия не имел и к которой совершенно не был готов…

(Виктор Федоров. См. Персональный сайт victorf.ru)


Рассказы не совсем еще старого капитана