Глава восьмая. Снег

Так, совсем неожиданно, у Ивана появился друг. А скорее всего - подружка. Иван именно так и решил сразу, что собачонка – дама. Почему? Он не смог бы объяснить, почему, если бы его спросил об этом кто – нибудь.

-«Дама и все тут», - сказал он себе и стал звать ее Шапкой. Она была не против такого обращения к себе.

Не сразу сложилась их дружба. Сначала это было настороженное внимание. Шапка держалась в стороне, но всегда была недалеко, наблюдая за тем, что он делал, а дел у Ивана было очень много. Самое главное – он решил построить из кирпича какое-то подобие бани, в которой можно было бы мыться зимой. Основная задача при этом – наносить глины и песка с речки. Именно этим Иван и занимался. Шапка бежала метрах в трех сзади, не выпуская его из виду ни на минуту. Несколько раз Иван пробовал заманить Шапку в котельную, но она не входила даже за косточками.

- Шапка, - заводил Иван в который уже раз, - ты вот скажи мне, у батьки - то твоего фамилия, случайно, не Енот была?

И действительно, Шапка была очень пушистая и как видом, так и черно - серо-белым окрасом сильно смахивала на енота. Особенно же грех, случившийся когда-то с ее мамашей, выдавал хвост Шапки. Если бы не собачья мордочка и не нормальный собачий лай, то можно было бы сказать, что это – енот.

Собака очень внимательно слушала все, что Иван ей говорил, и ему даже казалось, что она силится понимать его. Постепенно, понемногу привыкая к человеческой речи, Шапка начала реагировать на слова и интонации, изредка виляя хвостом.

Ела Шапка все, что Иван ей давал, и через какое-то время, по утрам, он стал находить на полу, возле приоткрытых дверей, задавленных мышей. Это обрадовало его - Шапка стала входить по ночам в котельную. Иван ни разу не видел, чтобы она ела их, но давила с аккуратностью хорошей кошки.

- Умница, умница ты! – хвалил Иван собаку и выносил ей вареную рыбу.

День шел за днем. Иван навозил целую гору глины и столько же - песка. На всякий случай, принес еще несколько черных камней. Утренние проверки петель результатов не давали. Шапка молча наблюдала за тем, как Иван проверял петли и на третий день, совершенно неожиданно, когда он проверил последнюю петлю и собирался уже возвращаться домой, громко залаяла.

- Ну, и что случилось, Шапка? Чего ругаешься?– спросил удивленный Иван. Вместо ответа, Шапка пошла от него вглубь леса и, остановившись, обернулась. Всем своим видом она как - будто говорила, что он должен идти за ней.

- И куда же это ты меня решила сводить, а? – удивился Иван, но пошел за собакой.

Метров через тридцать собака остановилась. Иван подошел и увидел, что она стоит возле норы.

- Ты хочешь сказать, что петлю нужно ставить здесь? – спросил Иван.

Виляя хвостом, Шапка молча, но одобрительно, как показалось Ивану, смотрела на него.

- Хорошо. Сейчас схожу, возьму петлю и поставлю здесь, раз ты настаиваешь, - сказал Иван и пошел снимать одну из петель. Шапка осталась возле норы.

Домой они шли рядом. Шапка бежала в метре от его ног, теперь уже с гордым видом компаньона.

На следующее утро Шапка очень сильно волновалась, когда Иван начал собираться идти проверять петли. То забегая вперед, то подбегая к нему и заглядывая в глаза, собака явно торопила Ивана.

- Да что же ты так волнуешься-то, а? - успокаивал собаку Иван, - Сейчас все проверим, все посмотрим.

Шапка не слушала его и вновь, забегая вперед, останавливалась и смотрела на Ивана. На месте Шапка сразу побежала к «своей» норе и оттуда залилась громким лаем.

- Да иду же, иду! – смеясь, отвечал ей Иван, - Неужели, и впрямь есть кто?

В петле была очень крупная рыжая лиса. Она наполовину перегрызла свою

лапу, чтобы освободиться, но не успела. Шапка с восторгом носилась вокруг Ивана, вынимающего зверя, и лаяла каким-то радостным лаем.

- Ай, да умница! Ай, да помощница! Ай, да Шапка! – приговаривал Иван, поняв ее утреннее волнение.

Иван наклонился и впервые погладил Шапку по голове. Она не убежала. Последний барьер между ними рухнул.

С этого дня Шапка вообще не отходила от Ивана, используя любую возможность для того, чтобы прижаться к его ноге, да и он тоже не упускал возможности погладить собаку, потрепать ее шутливо, сказать что-нибудь. Жизнь стала совсем иной. Ивану было с кем говорить, о ком заботиться, да и вообще, его существование здесь приобрело какой-то новый смысл. Ему стало интересно жить! Это было уже не просто выживание, это была жизнь!

Стены вокруг чана постепенно росли, и вскоре в углу, возле умывальника, образовалась выгородка с небольшим, низким проемом для дверцы. Половину площади занимал чан. Там же Иван поставил одну бочку с водой. Оставалось только перекрыть баню. Для этого Иван вырубил несколько длинных жердей, уложил их и сверху застелил половыми досками из домов. Заделав щели мхом, Иван наносил лапника и выложил им кровлю поверх досок. Котельная наполнилась потрясающим запахом хвои. Осталось только опробовать новострой.

Погрузив отмытые добела канистры в тачку, Иван отправился за водой. Ему пришлось сделать несколько рейсов, прежде чем чан наполнился. Камни уже грелись в камине под слоем угля.

Что это была за баня! Иван с наслаждением лежал в горячей воде и думал о том, что жизнь не так уж и плоха. Шапка сидела снаружи. Ей явно не очень нравилось это странное пристрастие Ивана к горячей воде, однако она старалась не показывать этого слишком явно и лишь иногда тихо поскуливала.

- Не плачь, Шапка, - успокаивал ее Иван, - совсем чуток осталось, выйду и ужинать будем. Шапка верила его словам и успокаивалась, однако проходило какое-то время, и она вновь начинала поскуливать, переминаясь с ноги на ногу.

Когда, наконец, Иван вышел из бани, весь пышущий жаром и умиротворенно – обессиленный, Шапка не могла места себе найти от радости!

- Все, все, успокойся, - гладил Иван совсем теряющую от радости голову собаку, и это было счастьем - видеть, как этот живой, пушистый зверек искренне любит его, и слово-то это почти забывшего в жизненных передрягах…

Сидя на лавке у входа, Иван, с удовольствием разглядывая крупные, мигающие звезды на небе, потягивал вкусный отвар. Шапка лежала возле его ноги, изредка виляя хвостом.

Утром Иван обнаружил, что отвар, оставленный в кружке на скамейке, замерз. Это был звонок. Нужно бы за лапником еще сходить – хвои заварить. Иван помнил наказ Марьи и Арины – зимой ежедневно пить отвар из хвои.

Петли Иван пока снял, решив подождать постоянных морозов, чтобы хранить мясо. Вяленая рыба вполне устраивала и его, и Шапку.

Медленно бродя по шуршащему ковру из листьев, Иван отметил, как быстро все меняется. Лиственные деревья были уже практически голыми, а хвойные приобрели более темный, сочный цвет. Шапка шла рядом, но внезапно метнулась в сторону. Иван не придал этому значения.

-«Мало ли, какие дела могут быть у нее, родившейся и выросшей в этом лесу», - рассуждал он про себя.

Вскоре Шапка вернулась, возбужденная чем-то.

- Ну и что, мадам, вы увидели там, куда бегали? - смеясь, спросил Иван, присел и попытался погладить Шапку, но ей было не до этого. Увернувшись, собака залаяла тем же необычным лаем, что и тогда, когда она вела его к лисе.

- Понял, веди! – серьезно сказал Иван и встал.

Шапка побежала вперед. Иван еле успевал за ней. Бежали они довольно долго и, наконец, очутились в дубовом лесу. Шапка остановилась и замерла, подняв одну лапу. Иван тоже замер и прислушался. Шапка долго нюхала воздух, а затем, обернувшись, посмотрела на Ивана своими умными глазами и медленно пошла. Иван пошел за ней, стараясь ступать бесшумно. Вскоре Шапка снова замерла, сделав стойку и подняв одну переднюю лапу. Иван прислушался.

Впереди что-то сильно шуршало. Иван снял «калаш» и осторожно, чтобы не

лязгнуть затвором, взвел его. Внезапно, Шапка бросилась куда-то вбок и унеслась, не оглядываясь и явно не предполагая, что Иван пойдет за ней. Иван замер и, не отрываясь, смотрел туда, откуда доносился шорох.

Внезапно, оттуда раздался заливистый лай. Лаяла Шапка с надрывом, с истерически - визгливыми нотками. Шорох сменился треском веток, и Иван вдруг увидел, как из-за кустов, гонимые лаем, вышли три кабана. Расстояние до первого кабана было не более пятнадцати метров, и оно стремительно сокращалось. И тут кабан остановился, увидев Ивана. Глядя на оскаленную пасть и огромные клыки, Иван почти рефлекторно навел прицел и дал короткую очередь. Кабан остановился, пошатался немного и рухнул на землю. Остальные стремительно убежали в лес, ломая кустарник. Шапка, не успокаиваясь, носилась вокруг лежащего кабана и продолжала лаять охрипшим голосом.

- Ну все, все, успокаивайся, собачка, - ласково приговаривал Иван, и дрожащими от волнения руками гладил ее, прижимал к себе, - умница, помощница ты моя, подружка дорогая! Все, все… Хвост же оторвется сейчас, если будешь так сильно вилять им! И что тогда делать будем? Пришивать?

Оставив кабана, они пошли домой и, взяв тачку, вернулись. Смутные воспоминания откуда-то из прошлого говорили о том, что кабана нужно осмолить. Расчистив площадку вокруг, Иван снова вернулся домой и взял зажженную лампу с собой. Нарвав большой пучок сухой травы, Иван поджег его и стал обжигать щетину. Толку было мало – трава прогорала быстро и дело останавливалось. Тогда, подумав чуток, Иван придумал другое – он завалил кабана сухими дубовыми листьями и поджег их. Листья прогорели быстро, превратив всю щетину в черный налет, который легко скоблился ножом. Затем, с большим трудом перевернув кабана, Иван проделал ту же операцию.

До самых сумерек Иван занимался тяжкой и неприятной работой - разделкой кабана. В конечном итоге, благодаря Шапке, у него теперь было просто огромное количество мяса и сала. Теперь перед ним была иная задача - все это сохранить.

Основательно выбившись из сил, Иван занес все в котельную и разложил на полу, совершенно не представляя себе, что со всем этим богатством делать…

Поставив кусок мяса вариться, Иван прилег и задремал. Разбудил его сильный лай Шапки. Вскочив, Иван схватил автомат и вышел из каморки. Шапка жалась к нему и опасливо смотрела на дверь. Иван подошел к двери и задвинул засов. Он ни разу не делал этого до сегодняшнего дня. По поведению Шапки было понятно, что там – не человек. Скорее всего, это был медведь, привлеченный запахом мяса. Иван прислушался. Ни звука не доносилось снаружи.

- Молодец, Шапка! Благодарю за службу! - серьезно сказал Иван собаке, и она завиляла хвостом.

С первыми лучами солнца Иван был уже на ногах. Работа спорилась. Отделяя мясо от костей, Иван нарезал его полосами и, пересыпая солью, складывал в пустую бочку. Он не знал, что и как будет делать потом с соленым мясом, но других идей, как его сохранить, у него не было. С салом было проще – натер его, как следует, солью и, пересыпав ею же, сложил в стопку. За сало Иван не боялся - в котельной было уже довольно прохладно и, хотя вода еще не замерзала, как снаружи, но была уже просто ледяной.

Итак, солонина есть, сало есть, охотиться в ближайшее время нет необходимости. Кости Иван решил сохранить для Шапки, для чего их нужно было, обезопасив от зверей, поместить на холод. Снаружи помещать было бесполезно – медведь все равно найдет и раскопает. Иван обошел здание котельной и понял, что нашел место для хранения костей, да и всего остального – крыша! На крышу вела металлическая наружная лестница. Иван забрался по ней. Крыша была ровная, залитая гудроном. Только вентиляционные грибки, да маленькая будка, в которой оказался вентилятор. Именно эта будка и показалась Ивану подходящим местом для хранения мяса. Перенести запасы туда было делом техники, и к обеду все было идеальным образом пристроено.

Поев вареного мяса и накормив Шапку, Иван решил пройтись по лесу. Шапка решила, что они идут ставить петли и повела его туда.

- Нет, подружка, не будем мы ставить петли. Ни к чему нам это. Мы же заготовили еды столько, сколько нам и не съесть! Давай просто погуляем, хорошо?

Шапка не ответила. Она просто бегала вокруг, читала какие-то, понятные только ей послания на стволах деревьев, да изредка лениво полаивала на кого-то.

Внимание Ивана привлек красный цвет в кустах. Он подошел ближе и понял, что это -плетущиеся заросли – лианы, увешанные гроздьями мелких, ярко-красных ягод. Понюхав, Иван понял, что перед ним – лимонник. Его угощали в больнице чаем на веточках лимонника, и он запомнил этот, ни с чем не сравнимый, запах и вкус. Иван взял ягоду в рот. Во рту разлилось терпкое, кисло- сладкое ощущение свежести. Он разгрыз терпко-горькое зернышко, и это добавило ощущений.

- Шапка, иди сюда, глянь, что я нашел!

На Шапку ягода не произвела никакого впечатления. Она совершенно не разделяла радости Ивана относительно находки.

- Идем домой, Шапка, возьмем посудины для ягод.

Через час Иван почти заполнил чайник и котелок, нарезал целый ворох тонких лиан. Метрах в десяти были еще заросли лимонника и Иван, относя собранное, возвращался и снова набирал ягод и молодых лиан. Время от времени, он ел ягоды и ощущал такой мощный прилив сил, такую сумасшедшую энергию, что не мог не понять, что причиной этого был лимонник.

- Ай, да ягодка! Шапка, ты чуешь, что творится? Теперь у нас будет, с чем чай пить!

Раз пять Иван носил ягоды и лианы, а потом, натянув тонкие веревки, развешивал их. Запах лимонника, смешиваясь с запахом хвои, давал интереснейшую смесь и, входя с улицы, Иван с удовольствием втягивал носом и вдыхал воздух котельной полной грудью. Настроение его было таким замечательно-приподнятым в последующие дни, что Иван несколько раз даже подумал о том, что, может быть, взять, да и остаться здесь навсегда и жить вот так вот, вольной и спокойной жизнью? Однако же, эти мысли, как прилетали нежданно - непрошено, так и улетали, не оставляя следа.

На следующий день, с утьра, Иван пошел гулять по лесу, чтобы посмотреть, что еще можно найти в лесу. Попадались ему редкие кусты жимолости. Кисло-сладкая ягода, прихваченная морозом, была очень вкусна, но ее было слишком мало для того, чтобы заготавливать.

Для заготовок нашлось другое – вдоль русла речки, по склону, Иван обнаружил целую рощицу калины. Уж ее - то он знал хорошо. Иван с удовольствием ел терпкую, но уже сладкую после морозца ягоду.

- Вот калинку - то мы и заготовим, Шапка, - весело сказал Иван, - ты не против?

Шапка была не против. Ей вообще, была безразлична эта идея, что она и показывала всем своим видом, отворачиваясь от кустов. Она вообще не понимала склонности Ивана придавать такое значение таким никчемным, с ее точки зрения, вещам…

- Да ладно тебе, - смеялся Иван, - важная дама какая! Ну и что же, что ты не любишь ягоды! Зато я их люблю! Уж могла бы и порадоваться за меня!

Котельная переполнялась запахами. Они смешивались, переплетались, давая что-то совсем новое. Главное было в том, что все эти запахи нравились Ивану.

Через пару дней, ближе к полудню, когда Иван готовил обед, Шапка насторожилась и тихо зарычала. Иван взял автомат и пошел к выходу. Собака смело бежала впереди, и Иван открыл дверь. Шапка убежала и вскоре издалека донесся ее заливистый лай. Иван внимательно смотрел в ту сторону и увидел, что из-за деревьев выходит женщина в длинных темных одеждах. Он сразу узнал ее – это была Марья.

- Шапка, перестань! Свои! – крикнул Иван и лай прекратился.

- Весело тебе, не скучаешь, как я погляжу, - сказала Марья, подходя к котельной.

- Здравствуйте, Марья. Не скучаю! Подарок мне судьба принесла – вон, какая подружка! .

- Здравствуй, милок. Это Господь тебя одарил. Видать, понравилось ему, как ты здесь управляешься. Что ж, веди, показывай, как живешь. С голоду не умираешь ли?

- Что вы, как можно быть голодным с такими богатствами в море, речке и в лесу?! Только бери что надо и все.

- Вот и молодец, милок, что понимаешь это! Не каждому дано понимать. Есть такие, что с голоду помрут, на еде сидючи.

- Да – а, - протянула Марья, оглядев все, что понастроил что наготовил на зиму Иван, - хватка у тебя… Ладный ты мужик, Ваня. Оставался бы, а? Женушку тебе приищем работящую, да лицом пригожую.

- Да нет, Марья… в ином моя судьба.

- Да я понимаю. А спросить – то, все одно, должна была.

- Давайте к столу, Марьюшка, буду обедом угощать.

На обед была вареная свинина с наваристым бульоном, да вяленая рыба. Марья достала пару луковиц и краюху хлеба.

- Эх, как же я по хлебу скучаю, - сказал Иван, - все есть, а хлеба или лепешек очень не хватает.

- А эту проблему, милок, я помогу тебе решить. Тебе нужно только желудей сыскать побольше, я и научу тебя, как лепешки из них делать.

- Так я мигом сбегаю, я знаю, где их очень много! Там и кабана-то добыл.

- Да уж поняла… Ружье-то такое где раздобыл? - спросила Марья, кивнув на «калаш».

- А вот, приходили тут…одни. Поделились, - сказал Иван и широко улыбнулся.

- Понятно. Ты уж осторожнее с ними, Иван. Мужики наши раньше с ними менялись понемножку, а потом они одного нашего в лесу убили. Просто так, не понравился.

- Ладно, побегу я за желудями!

Набрать котелок желудей не заняло много времени. Марья помогла Ивану очистить их от кожуры и велела разрезать каждый на четыре части.

- После этого, - объясняла она, - залив желуди водой, нужно дать им помокнуть два - три дня, меняя воду по нескольку раз в день.

- Вымочив, - продолжала Марья, - нужно залить желуди водой и поставить котелок на огонь, чтобы вода закипела. После этого, слив воду, размокшие зерна нужно как следует растолочь и, расстелив на доске, как следует высушить. Досушивать лучше в духовке или на листе, на печи, пока они не начнут потрескивать. После этого, массу нужно как следует размолоть – растолочь. Ежели толочь покрупнее - пойдет на кашу, а из мелкой муки можно печь лепешки. Просто разводи с водой и – на лист. Только золы дровяной не забывай чуток добавлять. Печь нужно с обеих сторон. Ты уж поаккуратнее – хрупкие уж больно лепешки из желудевой-то муки. Ежели добавить яйцо, или с пшеничной мукой помешать, оно было бы получше, конечно.

- Я все понял, спасибо вам!

- На здоровье, милок. Я ведь чего пришла-то к тебе. До весны –то уж и не доберусь я до тебя. Снег вот-вот ляжет – далеко не уйдешь! Ты, я гляжу, хорошо приготовился. Буду спокойная теперь я за тебя. Корешки, да травки еще принесла – заваривай и пей их, как раньше сказывала, да и о хвойном отваре не забывай, не то беды не оберешься! И ягоду, что насобирал – пей с чаем постоянно.

- Все каждый день делаю, как учили вы, да Арина. А… как она?

- А что она тебе? – подозрительно глянула на Ивана Марья, - живет и живет себе, как и положено мужним женам жить. Мужа любит, да хозяйством занимается.

- Да я так… - смущенно сказал Иван. Понял…

- А нынче-то Господь присмотрел за Аринушкой – понесла она, наконец! Долго они ждали ребеночка - то, молились об том, вот Господь и дал им! - сказала Марья и, как показалось Ивану, хитро взглянула на него.

- Вот и здорово, Марьюшка! Дай им Бог счастья.

- Дай им Господь, - подтвердила, широко улыбаясь, Марья, - да и тебе

тоже, милок, пусть Господь помогает. Хороший ты мужик, крепкий. Все у тебя в жизни получится, все образуется, и счастье будет у тебя такое, о каком и не мечтаешь! Ты только не сдавайся, руки не опускай, да не отчаивайся.

- Спасибо, Марьюшка. Буду стараться, да мне и не так тоскливо сейчас с Шапкой. Вдвоем все веселее, да способнее! Шапка-то, вон какая умничка у меня – и охотиться, и сторожить, ко всему способная!

- Вот и ладно, вот и слава Господу нашему, пойду я, Иванушка. Засветло надо бы успеть домой, - сказал Марья и, машинально поискав иконку в углу, не нашла, перекрестилась и, не оглядываясь, пошла к выходу.

- Шапка, проводи гостью.

- Ничего, сама дойду. Кому я нужна здесь, в лесу? Медведи да волки меня не трогают, а люди кроме нас, да тебя здесь не шастают.

- Счастливо, Марьюшка! Арине передай поклон от меня, если к слову придется.

- Передам… ежели придется, - донеслось до него и, даже не видя ее лица, Иван точно знал, что она улыбается.

На следующий день, с утра, Иван отправился с тачкой в дубовый лесок, собирать желуди. Желудей в дубовом лесу было очень много, и к обеду тачка была наполнена с верхом. Привезя домой одну, Иван перекусил и отправился за второй.

Вторую он успел наполнить больше, чем наполовину, когда начало темнеть. Подходя к поселку, Иван услыхал глухой посторонний звук. Он сразу узнал его. Это был звук двигателя «Кавасаки». Бросившись вперед, Иван увидел над крышей цеха верхушку мачты «Кавасаки», подходящего к пирсу.

- Тихо, Шапка, не вздумай лаять! Будешь лаять – они нас могут начать искать.

Быстро завезя тачку в котельную, Иван настроил шланг, открыл кран и побежал в цех. Там, заняв свою позицию у щели, поглаживая и успокаивая Шапку, он стал наблюдать за происходящим.

Знакомые уже Ивану Серый и Гном быстро подсоединили шланг и кабель. В полумраке Иван видел, что на этот раз пьянки на судне не было. Все были серьезны и сосредоточены.

Когда стало совсем темно, на судне включили освещение. Серый спустился на пирс и сел на ящик.

- Много еще осталось принимать? – раздался голос с судна.

- Да нет, через час будет полный танк.

- Понял. Как закончишь – сразу сматывай все и будем уходить, - прозвучало в ответ.

Иван понял, что шансов поживиться чем-нибудь на судне у него практически нет. Быстро сбегав в котельную, он перебросил шланг на пустую бочку и вернулся на свой наблюдательный пост.

«Всем собраться в столовой», - неожиданно громко прозвучало, заставив Ивана вздрогнуть, из палубных динамиков.

- Чё еще там придумали? – спросил Серый у кого-то на палубе.

- А можешь не ходить – там Анвар деньги делить будет за последние сдачи краба японцам, - раздалось в ответ.

- Ага, счас! В прошлый раз чуть не накололи меня! – сказал Серый и бегом побежал к сходне.

Вот он, мой шанс, подумал Иван и, снова приказав Шапке ждать здесь и сидеть тихо, крадучись, на цыпочках побежал к сходне. На палубе никого не было видно. Поднявшись, он заглянул в надстройку. Из глубины коридора доносились голоса – кто-то спорил и ругался.

Иван, как кошка, беззвучно ступая на носки, шагнул к металлической двери в начале коридора и, повернув задрайку, открыл ее. Это был, как он и предполагал, камбуз. Острым взглядом, Иван мгновенно оценивал все, что там было. Главное, что его интересовало – мука. Ее не было видно. Открыв большой ларь, Иван увидел, что мука – в нем. Ее там было много.

Достав из-за пазухи мешок, он стал лихорадочно насыпать в него муку специальным черпаком, лежавшим прямо в ларе, на муке.

Мешок был заполнен на две трети, и Иван понял, что больше тянуть нельзя - шум в столовой стал утихать. Закрыв ларь, Иван увидел стопку больших кастрюль – «пятидесяток». Схватив одну, он бросил в нее пустой мешок, снял и туда же положил телогрейку. Окинув взглядом камбуз, схватил небольшую сковороду и большой поварской нож – «тройку». Сунув туда же несколько металлических мисок, он закрыл кастрюлю крышкой, привязал к ручкам кастрюли кусок веревки, прихваченный с собой и, закинув мешок на плечо, взял кастрюлю за импровизированную ручку.

Иван прекрасно понимал, что, поймай его сейчас кто-нибудь в таком виде, он не успеет даже сбросить груз, чтобы оказать сопротивление и окажется либо убитым, либо связанным. Прислушавшись, он приоткрыл дверь.

В столовой все еще шел разговор. Иван выскочил из камбуза и быстрым шагом пошел к сходне. Бежать он не мог из-за тяжести мешка и кастрюли, бившей по ноге. Шапка сидела на палубе, возле сходни. Пропустив его, она спустилась вслед за ним.

Ковыляя, он добрел до цеха, где поставил, наконец, кастрюлю и мешок на пол. Руки его были сведены судорогой от напряжения. Задыхаясь, он прильнул к щели и похолодел – по пирсу, от сходни до цеха тянулся тонкий след муки. В мешке, видимо, была небольшая дыра.

Это был почти неминуемый провал. Не заметить, не обратить внимание на эту дорожку было невозможно. Он понимал, что еще от силы полчаса, и они начнут искать – кто был на судне. Искать долго не надо будет – мучной след приведет их прямо к нему. Переведя предохранитель на стрельбу короткими очередями, Иван передернул затвор.

- Будь что будет, - сказал он вслух и замер. Шапка прижалась к его ноге и тихо задышала, высунув язык.

То ли от волнения, то ли от усталости, Иван не заметил, как задремал. Очнулся он от громких голосов.

- Все, сматываемся. Мы и так потеряли уйму времени, не хватало только застрять здесь. Помогите ему. Нужно бежать!

Иван, выглянув в щель, в первое мгновение ничего не понял - весь пирс был в муке. Однако, это была не мука! Это был снег. Он валил хлопьями, быстро покрывая землю.

Через полчаса огни «Кавасаки» растаяли в темноте.

Шапка носилась вокруг Ивана, пыхтевшего с мешком на плече и с кастрюлей в руке, и пыталась зубами хватать крупные хлопья.

Снег беззвучно падал и падал…

(В. Федоров)


Возвращение к себе