Глава двенадцатая. Марьин сказ
Дни пошли один за другим, похожие , словно две капли воды. Иван постоянно был чем-то занят. Постепенно у него выработался своеобразный режим, который он стал соблюдать неукоснительно. С самого утра он приучил себя заправлять постель. Он терпеть не мог это делать, но понимал, что так нужно, и нужно это для того, чтобы не опуститься, не дать себе деградировать в одиночестве и достатке! Затем он брился и заглядывал к Ваське, выходил к Шапке, и шел на камбуз, чтобы приготовить завтрак на всех троих.
После того, как посуда была вымыта, Иван шел туда, где закончил свои последние занятия. Заключались эти занятия в том, чтобы изучить само судно, висящие в разных местах схемы, найденные им документы и инструкции, до мельчайших подробностей, до последнего винтика, до последней буквы! Иван посвящал этому пару часов до обеда. Затем – к камбузной плите, обед, час отдыха и – снова занятия.
Часовая прогулка с Шапкой была самым приятным пунктом в этом расписании для обоих. Затем – снова камбуз, ужин и, как только темнело, Иван ложился в постель, чтобы встать с первым светом в иллюминаторе и начать все сначала. Так Иван и жил, не позволяя себе ни послабления, ни ужесточения этого режима. Дни при таком режиме пролетали практически незаметно, и, остановившись внезапно у календаря, он удивлялся тому, как быстро растет количество зачеркнутых дат.
Васька стал тревожить все меньше и меньше. Он ел, пил, спал, но больше просто сидел, глядя не видящими ничего глазами в одну точку. Пару раз, принеся Ваське еду, Иван забывал закрыть дверь на замок, но Васька этого не замечал. Иван несколько раз попытался заговорить с ним, но из этого ничего не вышло. Он не отзывался на голос, реагируя только на пищу и, когда приходила ломка – на порошок.
Иван смирился с этим и прекратил эти попытки общения. Он вообще, перестал беспокоиться о Ваське, да и сам Васька, казалось, перестал замечать существование Ивана. Если раньше Иван время от времени ловил на себе мгновенные Васькины взгляды, полные ненависти, то и они постепенно исчезли.
Убедившись, что в Ваське не видно больше агрессии, Иван собрался с духом и предложил Ваське выйти на палубу, подышать свежим воздухом. Васька не реагировал. Только с третьей попытки Ивану удалось выманить его из клетки. Держа фонарь-шокер наготове, он подал ему полушубок, валенки, шапку. Васька одевался медленно, с трудом, почти через силу.
На палубе он точно так же был безучастен ко всему. Шапка, сидя напротив Васьки, внимательно, не отрываясь, следила за ним, реагируя на каждое его движение. Посидев полчаса, Васька молча встал и пошел в надстройку. Иван пошел за ним. Вернувшись в сушилку, Васька снял с себя верхнюю одежду, аккуратно повесил все на крючки, вошел в свою клетку и сел в свою обычную позу.
Озадаченный, Иван повесил замок и пошел на камбуз.
Так и повелось – каждый день кроме тех, когда Ваську заставали ломка и сон после дозы, после обеда они выходили на палубу, чтобы подышать полчаса.
Быстро прошли два месяца их зимовки. Иван уже совершенно свободно манипулировал дизель-генераторами, перекачивал топливо в расходные цистерны, замерил, точно замерил и посчитал имеющееся на борту топливо для двигателя. А еще, Иван пополнил запасы воды на сейнере, разобравшись с тем, что и как включать и куда подсоединять.
Погода была довольно однообразная – неделя тихая и солнечная, а затем – неделя снежная. Снег убирать было и приятно и полезно – мышцы не застаивались, да и как повод для длительного нахождения на свежем, морозном воздухе, это занятие вполне кстати.
Пару раз Иван попытался привлечь к этому делу Ваську, но ничего из этого не вышло.
С едой проблем не было, разве что мяса оставалось уже совсем немного. Иван стал подумывать о том, чтобы сходить с Шапкой в лес.
Перед самым Новым Годом к Ивану приехали гости.
Он только что приготовил обед на два дня, отнес тарелки с супом и макаронами Ваське и собрался сам сесть за стол, как услыхал заливистый, тревожный лай Шапки. Схватив полушубок, шапку и автомат, Иван бросился к выходу.
У основания пирса, на вычищенной Иваном площадке, стояла лошадь, запряженная в сани. Мужики привязали лошадь и направились к сейнеру.
Иван сразу узнал их. Это были те же мужики, что привезли его сюда.
- Здорово, мужики, - приветствовал их Иван, - милости прошу в гости!
- Здравствуй, мил человек, и ты! – ответили мужики, опасливо осматривая сейнер, и явно высматривая, кто еще есть на палубе.
- Нет здесь никого кроме моей собаки. Проходите.
- Да мы никогда…, - начал было тот, что помладше, но старший остановил его жестом и шагнул на сходню.
- Прошу, заходите, гости дорогие, - говоря совсем необычные для себя слова, Иван прошел первым и показал гостям путь в столовую.
Мужики сели, озираясь и осматривая все вокруг.
- Прежде, чем мы начнем говорить, я накормлю вас обедом, - сказал Иван.
- Да нет, благодарствуем, но мы по делу, да и нам…
- Я знаю, что вы хотите сказать, - перебил Иван, - и поэтому дам вам новые чашки и ложки.
Мужики кивнули.
- Раздевайтесь пока, а я - мигом.
Через пару минут кастрюля с супом, другая – с макаронами, да блюдо с нарезанной соленой рыбой, стояли на столе. Главным же украшением стола была булка свежеиспеченного, еще не до конца остывшего хлеба.
- Мужики, угощайтесь!
Мужики, ошеломленно глядя на такой прием, встали, поискали образа в углу и, не найдя, перекрестились и сели.
Молча, с явным удовольствием, они съели почти все.
- Благодарим тебя, мил человек, - сказал старший из мужиков.
- Ну, что же, идемте в мою каюту, поговорим о делах.
- Нужда у нас, мил человек, - начал разговор старший, - припасы наши закончились, патронов больше нет. Осталось пять штук.
Он достал из кармана патрон и подал его Ивану. Это был обычный патрон калибра 7,62 миллиметра, какие подходили и к карабинам, которые были у мужиков, и к тем «калашам», что были у Ивана. Иван подозревал, что эти карабины были получены в обмен на что-нибудь у тех же, Анваровских бандитов.
- Посидите, мужики, я гляну сейчас, чем смогу помочь вам, - сказал Иван и вышел. Ему нужно было подумать.
«Что же делать? Отдать? Но тогда мне придется нырять за ними в прорубь» - лихорадочно соображал Иван.
«А с другой стороны, что я теряю, чем они мне могут угрожать, да и ради чего? Да и вообще, они же спасли меня…»
Иван вернулся к мужикам, сел и положил патрон на стол.
- Все ясно, мужики. Есть у меня такие патроны. Я дам их вам, но их нужно достать. Сам я не управлюсь.
- Так мы же завсегда! – горячась, сказал молодой.
- За ними придется нырять, - сказал Иван.
- Ныря-ять? – переспросил старший.
- Да, нырять. Я сбросил ящики с кормы. Они лежат прямо под кормой, на глубине три – четыре метра.
- Так лед же…
- Сделаем прорубь. Я могу нырнуть, привяжу веревку и ваша задача - вытащить груз наверх.
- А ну, как заболеешь?
- Постараюсь не заболеть, да и не очень холодно на дворе. А вы, на всякий случай, Марью через пару дней привезите, пусть проведает меня.
- Марью-то мы привезем, мил человек, - сказал старший мужик, - а как мы с тобой поквитаемся-то, а? Чай, патроны многого стоят, да и труды еще твои такие…
- А это и будет наш расчет, - тихо сказал Иван, глядя мужику в глаза, – я этим и поквитаюсь с вами за спасение, да за доброту вашу ко мне.
Лед был молодой еще, не крепкий и не толстый. Через час работы ломами и топорами под кормой была готова довольно большая, диаметром метра два, прорубь. Надев на себя шерстяное белье, накинул валенки, шапку и большой тулуп, Иван спустился на лед по веревочному шторм-трапу. Мужики ждали его там. В руках молодого был тонкий конец. Иван обвязался им по поясу.
- Ну, мужики, с Богом! – сказал Иван, скидывая шубу, валенки и шапку, - давай кончик.
Вода обожгла его на мгновение, но почти сразу это ощущение прошло. Иван, держа в руке кончик веревки, быстро достиг дна. Ящики лежали перед ним. Вокруг них, да и вообще, вокруг, по всей толще воды было очень много мелкой рыбы!
Пропустив кончик через все ручки ящиков, Иван быстро завязал его и, с силой оттолкнувшись ногами от покрытого мелкой галькой дна, вынырнул.
- Все, давайте, мужики! - схватив воздуха, крикнул он.
Все три ящика оказались на льду еще до того, как Иван накинул на себя тулуп и запрыгнул в валенки.
- Мужики, я побежал под горячую воду! Тащите ящики вовнутрь, там мы их пресной водой помоем.
Иван почти не чувствовал, что вода горячая, но знал это, потому что душевая заполнилась паром. Казалось, все внутри было холодным, только кожа обжигалась потоками воды. Вскоре, однако, он стал прогреваться и, когда вышел из душа, ему казалось, что даже выдыхаемый им воздух был горячим.
Мужики сидели в каюте и ждали его.
- Ну, что приуныли, мужики? Дело сделано! Патроны мыть будем?
- Нет, мил человек, мыть мы их будем дома, - сказал старший, вставая, - я вот хочу спросить тебя, сколько из этих патронов ты дашь нам?
- Все, - растянув в улыбке рот до ушей, ответил Иван.
- Как это, все? Ведь там же их…
- Да, я знаю, что их там – тысячи, но мне столько не нужно. У меня есть патроны, мне их достаточно.
- Мил человек, да мы… Мы же теперь всегда молиться за тебя всем миром будем. Ты даже и не представляешь, что ты делаешь для нас всех. Это же сколько поколений с едой будет! - сказал старший и, поднявшись, мужики поклонились Ивану в пояс.
Уезжая, оба они обнялись с Иваном, а старший даже смахнул слезу. Иван махал им рукой, пока они не скрылись.
Вечером Иван устроил жаркую баню с кедровыми ветками, а перед сном натерся барсучьим жиром. Наутро он был свеж и бодр, даже не чихнув ни разу.
Рыба, что он видел в воде, не давала ему покоя и, пройдя на корму, он спустился на лед и вновь выдолбил прорубь. Благо, морозец был слабый ледок в ней образовался тонкий, полупрозрачный. Сквозь толщу воды видно было дно и, приглядевшись, Иван убедился, что рыба по-прежнему там и ее очень много!
«Что делать, как ее взять? - лихорадочно рассуждал Иван, - Удочек у меня нет. Сачок? Так она же разбежится, как только сачок коснется воды. А если сачок будет в воде и потом – резко поднять его? Нереально такое сделать – рыба все равно успеет убежать».
Идеи, одна за другой, приходили и отлетали, как невыполнимые. Постепенно Иван отвлекся, занимаясь своими обычными делами. Когда начало темнеть, Иван решил понаблюдать за рыбой в свете. Он видел на корме переносную люстру, лежащую в металлическом ящике. Достав, Иван опустил ее на кончике почти до проруби и щелкнул выключателем. Яркий свет осветил прозрачный тонкий ледок, и минут через десять-пятнадцать на свету собралось черное пятно рыбы. Это была фантастика! Рыба летела отовсюду на свет!
«Вот этим и нужно воспользоваться», - подумал Иван, и решил завтра же, с утра этим заняться.
С листом бумаги и карандашом, Иван просидел в раздумьях не менее часа, но решение нашел. Остальное было делом техники.
Наскоро позавтракав, он вытянул из кучи краболовок самую потрепанную и, освободив ее от старой сети, отпилил круглое кольцо днища найденной в машинном отделении ножовкой .
В подшкиперской Иван долго копался в тюках-куклах дели, пока не нашел нужное - сеть с ячеей меньше сантиметра. Отрезав кусок, он взял катушку капронового шпагата и помчался на корму. Теперь нужно было сделать игличку. Это приспособление для шитья сети всегда поражала его тем, насколько умно и просто оно устроено. Действует так же, как и иголка, но нить намотана на нее и не путается, как при работе простой иголкой.
Быстро связав большой сачок, Иван подшил его к кольцу. Теперь осталось подвязать к кольцу стропа и придумать, как это кольцо с сетью можно было бы быстро поднять. Это было совсем не сложно. На корме была небольшая лебедка с поворотной стойкой. Иван вывел стойку за борт, и она оказалась прямо над прорубью. Подвесив к стойке небольшой блок со шкивом, Иван пропустил через него конец. Привязав кольцо с сетью к концу, он получил прекрасную подъемную ловушку. Теперь осталось только очистить прорубь и испытать снасть. Незадолго до сумерек, Иван очистил прорубь и немножко расширил ее.
С первыми звездами на небе он опустил подъемку в прорубь, на глубину около двух метров и включил свет. Сверху ему было видно, как в свете люстры рыбы становилось все больше и больше. Минут через пятнадцать, когда ее стало очень много, Иван начал быстро поднимать ловушку. Его ждало разочарование – в ней трепыхалась парочка малюсеньких рыбок.
-«Половили!» - сказал себе Иван и задумался. Что-то нужно было менять, но что?
«А если, когда рыба соберется, выключить свет, что будет?» - спросил себя Иван и, подумав, сам себе и ответил:
«Вот это мы сейчас и выясним!»
Вновь опустив снасть, он включил свет и пошел выпить чайку. Вернувшись, Иван увидел, что в проруби просто черно от рыбы!
- Ну что, Шапка, пробуем? - спросил он у собаки, внимательно наблюдавшей за ним.
Шапка была согласна на эксперимент, судя по ее немедленно откликнувшемуся хвосту. Щелкнув выключателем, Иван тут же стал тянуть конец. Он сразу же почувствовал, что вес снасти изменился. Когда она вышла из воды, Иван включил свет. В ловушке кипела, сверкала в свете люстры рыба, и ее было не меньше ведра! В воздухе распространялся крепчайший запах только что сорванных огурцов! Это была корюшка!
Закрепив конец, Иван бросился на камбуз за кастрюлей. Первый же «замет» дал треть бака! Второй и третий заполнили его.
- Все, стоять! Хватит! – громко скомандовал сам себе Иван и, выключив люстру, оставил снасть на весу - обсыхать.
Кряхтя, он донес тяжелую пятидесятилитровую кастрюлю до камбуза и стал разглядывать рыбу. Да, это была корюшка, но какая! Отборная, почти с селедку размером, серебристая, с сине-зелеными спинками рыбка, она трепыхалась на поверхности, норовя выпрыгнуть.
Иван, в восторге от происшедшего, решил все же обрабатывать рыбу утром. Он выставил кастрюлю на палубу, накрыл ее крышкой и, набросив сверху тулуп, велел Шапке охранять рыбу и пошел спать.
«Утро вечера мудреней», - сказал он себе, закрыл глаза и, не давая себе думать ни о чем, тут же заснул. Он давно приучил себя к этому, поняв однажды, что нельзя разрешать себе думать в постели о серьезном. Сон уходит. Вместо него приходит тоскливая, тупая бессонница с головной болью утром и совсем никакой работоспособностью весь следующий день.
Утром, почти еще в полной темноте, Иван вскочил и, сделав обычные утренние дела, пошел на палубу.
- Молодец! Вижу, вижу! - приласкал Иван радостно встретившую его собаку, - Ты честно выполнила свой долг! Сейчас я тебе вынесу за это что-нибудь вкусненькое!
Первым делом Иван хотел поджарить рыбки. Он уже захлебывался слюной, зная, что это за вкуснятина – жареная корюшка!
Через полчаса перед ним, на блюде, была внушительная горка румяной, источающей непереносимо вкусные запахи, корюшки. Иван положил рыбы в тарелку и, добавив пару внушительных кусков хлеба, отнес все это Ваське, отнесшемуся безучастно к его появлению.
- Поешь, это – корюшка. Сам поймал вечером!
Ох, и отвел же Иван душу! Это было настолько здорово, что он и забыл, что там еще целая огромная кастрюля ее! Вспомнив же, он решил завялить корюшку. Он никогда не делал этого, но пробовал и, вяленая, корюшка очень ему понравилась.
Сходив в морозильный отсек, Иван взял там несколько глубоких лотков для замораживания крабов. Пересыпая рыбу солью, Иван укладывал каждую рыбку, добиваясь плотности. Вся рыба вошла в два лотка. Посыпав ее еще и сверху, Иван примял ее руками сверху.
Через пару часов решил, что хватит ей солиться и, налив воды в ту же кастрюлю, как следует промыл. Теперь осталось только развесить ее. Вот тут – то у Ивана и испортилось настроение. Как он не подумал об этом? Развесить сотни и сотни рыбешек? Но что делать?
Решение пришло тут же – растянуть дель и на ней разложить рыбу. Именно так он и сделал. Через час, растянутый за углы, большой прямоугольник мелкой дели был готов, и Иван раскидывал по нему засоленную и промытую рыбу. Теперь оставалось только ждать, когда она высохнет. Иван предположил, что на морозе это произойдет довольно скоро.
Марья приехала на следующий день. Иван искренне обрадовался, услыхав лай Шапки. Он сразу понял, в чем дело и похвалил себя за то, что с вечера наловил полную кастрюлю корюшки, надеясь на приезд гостей.
Увидев Марью в санях, подъезжающих к пирсу, Иван помахал рукой. Марья и мужики, сидевшие в санях, помахали ему в ответ. Мужики исполнили его просьбу!
Пирс был вычищен накануне от снега, и потому они въехали на него, остановившись у самой сходни.
- Ну, здравствуй, Иван. Вижу, здоров ты и силен, - сказала Марья и поклонилась ему в пояс.
- Здравствуй, Марьюшка, - ответил Иван и, поклонившись, шагнул навстречу и чуть приобнял ее.
Подошли мужики и, поздоровавшись с ними, Иван приобнял каждого. Марья с интересом и удивлением смотрела на это.
- Тут мы это… - сказал старший, - привезли кой-чего. Никон наказал передать. И еще велел поклониться тебе от него и от всего нашего мира.
С этими словами, мужики поклонились, и стали доставать из саней мешки и мешочки, сообщая, что в каждом. Это были лук, чеснок, картошка и морковь. Большего богатства и придумать было невозможно! Переносив все в кладовые, Иван накормил гостей.
- Мы пойдем, на дворе будем, - сказал старший.
- Погодите, мужики. Я тут рыбки чуток наловил, хочу угостить вас, - сказал Иван и, взяв на камбузе чистый мешок, вышел на палубу. Вместе с мужиками они пересыпали корюшку. Получился полный мешок.
- Это как же ты исхитрился поймать столько-то? – спросил молодой.
- А идем, покажу, - ответил Иван и повел мужиков на корму.
Они долго глядели на все это устройство и цокали языками.
- Да, паря, башка у тебя работает, - сказал старший, - Это же так вот сколько можно наловить-то?
- Ой, много, - засмеялся Иван, - я только начинаю, как тут же нужно заканчивать. Ни к чему мне столько рыбы.
- А ежели мы подможем, для нас получится подловить побольше?
- Еще как получится! – ответил Иван, - вот оставайтесь на ночь и наловим столько, сколько сможете увезти!
- А что, - сказал молодой , глядя на старшего, - давай, Тихон?
- А почему нет? Давай. Поспим в санях, а утром и тронемся.
- А зачем в санях? – удивился Иван, - Тут места для всех достаточно.
Марья, узнав о том, что решили мужики, только кивнула молча.
Когда начало темнеть, все было готово для рыбалки. Стопка пустых мешков из-под муки и сахара лежала на палубе.
Первый же замет дал рыбу. Работа пошла. Через каждые пятнадцать – двадцать минут мужики доставали ведро рыбы. За первым мешком заполнился второй.
Марья, выйдя на корму, долго смотрела за этой работой, а потом сделала Ивану знак, чтобы он шел за ней.
- Они там и сами справятся, - сказала Марья, входя в каюту, - Давай, милок, мы с тобой поговорим. Хочу послушать тебя, что сам думаешь о жизни своей, чего ждешь от нее и на что уповаешь. Что томит тебя и что радует?
- А что тут говорить, Марьюшка, - сама видишь, живу хорошо. Перезимую, а там, как лед сойдет, думаю податься отсюда на волю.
- Как думаешь, на корабле пойти? Я не спрашиваю, как ты занял-то его. Видела свежий крестик, когда подъезжали, но знаю – не твоя это кровь.
- Нет, Марьюшка, не моя, но… с главным разбойником-то я, все же, поучаствовал. Есть на мне его кровь – моя последняя пуля была.
- Ты сделал это принужденно?
- Да, если бы я этого не сделал, он убил бы меня.
- Понимаю, милок. Ну, да Господь рассудит все как есть. Так как же ты думаешь выбираться отсюда?
- А на нем, на этом судне. Вот, изучаю здесь все. И не боюсь уже. Так и выяснилось-то, Марьюшка, что я моряком был до того, как память потерял! Вот потому и легко все понимаю, когда читаю и щупаю своими руками.
- Хорошо, милок. Это мне все ясно и понятно. А расскажи-ка ты мне о том, кого в темнице держишь…
- Ты все знаешь…
- Да, знаю. Я слушаю тебя.
Иван долго рассказывал все о Ваське. С самого первого их знакомства.
- Вот такая история с моим узником, Марьюшка…- сказал Иван, закончив свой рассказ, - пойду я чайник поставлю. Нужно бы чайку попить, да и мужикам вынести горячего – замерзли, поди.
- Ты погоди, Иван, с чаем-то, - сказала Марья, - ты сведи меня к нему. Хочу сама с ним поговорить.
- Так не говорит же он, - сказал Иван, - я сколько раз пытался…
- Ты веди меня к нему, а дальше я сама разберусь.
- Сними замок, отвори дверь, - сказала Марья Ивану, глядя на безучастно сидящего Ваську.
Иван поднял с палубы пустые тарелки и замер, не зная, что делать дальше.
- Ты иди, иди, милок. Оставь меня с ним, - сказала Марья, входя в клетку.
- Но как же…
- Иди, я сказала. Все будет хорошо, не тревожься за меня. Мне ничто не угрожает.
- Хорошо, - неуверенно сказал Иван.
- Иди, иди, милок, я сама выйду к тебе. Ты не ходи пока сюда. Иди, мужикам помоги.
Мужики обрадовались горячему чаю с лимонником и с удовольствием грелись им, хотя вовсе и не замерзли. Результаты их работы стояли тут же, на палубе – шесть полных мешков.
- А что делаете обычно с такой кучей рыбы? – спросил Иван.
- Так не было у нас ее столько никогда. Ловили, но не так много. Наедимся все, а остальное завялим, как и ты сделал, только развесим на шнурках под крышами-то. Сухая, она быстро расходится - уж больно вкусна!
- Так приезжайте еще, как эту съедите, мы еще наловим!
- Спасибо тебе на добром слове, приедем, чего ж не приехать, коль приглашаешь, - сказал старший, Тихон.
- А мне-то приятно, что не один, да и делаете все сами.
- Все, Фомка, хватит чаи гонять, тянуть пора, - сказал Тихон, вставая.
Марьи не было очень долго, и Иван уснул за столом, опустив голову на руки. Когда он проснулся, было около пяти часов утра. Иван встал, потянулся и вышел из каюты. Мужики лежали в коридоре, укутавшись в тулупы. Тихон громко храпел.
Иван на цыпочках спустился вниз и заглянул в сушилку. Дверь клетки по-прежнему была открыта. Марья сидела на палубе и тихо, монотонно, то ли молилась, то ли говорила что-то Ваське, сидевшему напротив и медленно раскачивающемуся взад-вперед. Глаза его были закрыты.
Так же осторожно, чтобы ни одним звуком не помешать Марье, Иван поднялся на камбуз. – «Скоро начнется рассвет, - подумал он, - мужики проснутся и сразу засобираются. Дай-ка я им рыбки на завтрак приготовлю!»
Иван быстро прошел на палубу, сказав Шапке, чтобы та не вздумала лаять, и, включив люстру, опустил ее в покрытую тонким ледком прорубь. Ловушка проломила лед и опустилась в воду. Оставил ловушку, Иван пошел на камбуз.
Минут через пятнадцать он вернулся и увидел, что рыбы в проруби было не так много, как вечером, но все равно, вполне достаточно.
Подъем дал с полведра. Иван быстро пересыпал рыбу в большую чашку и вернулся на камбуз.
Через час мужики встали. Тихон заглянул на камбуз.
- Ну, ты, Вань, верткий какой! Не иначе , успел подловить корюшки, да зажарить?
- Ну да! Вам же в дорогу, нужно как следует поесть! Сейчас чайник вскипит и можно завтракать. Только вот Марья все еще занята.
- Да здесь я, милок, здесь! Разве на такие запахи можно не выйти?
- Ну, вот и хорошо, тогда сейчас будем завтракать!
Позавтракав, мужики пошли выводить и запрягать лошадь, которая ночевала в цеху.
- Ну что я тебе скажу, Вань… - начала Марья, когда они остались вдвоем, - ночь у него в душе, и не знаю я, что будет далее с ним. Достучалась ли, нет ли - не знаю. Болен он, очень болен телом, но еще больше – душой. Ну, да все в руках Божьих. Как Он рассудит, так и будет. Даст – просветлеет разум-то его, а не даст – дай ему Господь успокоения на другом свете.
- Ты же, Иван, - продолжала Марья, - не кори себя ни в чем. Ты хотел, да и сейчас хочешь добра ему, я это вижу. Не зависит все это от тебя. Живи своей жизнью, а он пусть живет своей. Что предначертано, то пусть исполнится и для тебя, и для него.
Иван только кивнул в ответ на ее слова. Ему вдруг очень захотелось спросить, как там поживает Арина, но он сдержался, боясь вызвать ее гнев.
-«Хотела бы – сама бы сказала, - рассудил он, - видать, пока нечего говорить».
Уже на пирсе, прощаясь, Марья приотстала от мужиков, которые уже сидели на горе мешков в телеге и терпеливо ждали ее. Положив руки на плечи Ивана, она посмотрела ему в глаза.
- Вот тебе мой сказ, Иван – начала она, четко выговаривая слова, будто впечатывая их в его сознание, - слушай и запоминай. Падут все твои оковы, только не останавливайся и не отчаивайся. Иди своим путем. Ничего не бойся и никогда не торопись. Никогда не иди супротив законов Божьих и своей совести, и все тебе будет, всегда будет! Аминь.
Иван хотел было сказать ей что-то теплое в ответ, но она накрыла своей теплой ладонью его губы.
- Молчи, все уже сказано.
С комом в горле, Иван смотрел вслед удаляющимся саням.
(В. Федоров)