Последний школьный денек

Ну, ладно, худо-бедно они все-таки закончились, все получили аттестаты, и навсегда распрощались со школой. Прозвенел последний звонок, и кто-то из ребят предложил всем вместе съездить на ВДНХ, чтобы отметить там окончание школы. Многие согласились, и мы с Ленкой тоже. Договорились встретиться на остановке через час. Но когда я зашла за Ленкой, то увидела, что она только помыла голову, и я стала ей выговаривать, что по ее милости можем опоздать на встречу с ребятами. Но Ленке ее прическа была важнее какой-то там встречи. Но все-таки для скоростной сушки она сунула голову в духовку, и через пять минут уже раскручивала свои бигуди. Но и это было еще не все. Испытывая мое терпение, она начала наглаживать свой белый фартучек, а я с сарказмом посоветовала, чтобы она и гольфики заодно уж выгладила. К моему изумлению, она и это стала делать. Больше гладить ей было нечего, и мы, наконец-то вышли из дома.

Каким же теплым и погожим был этот июньский денек! На деревьях звенела молодая листва, и нежно трепетала под легким южным ветерком. И такими же свежими и юными были и мы со своей подругой. В последний раз мы надели школьные платьица, белые фартучки, белые гольфики, белые туфельки… Как же мне было жалко теперь расставаться с этой униформой, которая еще вчера выводила меня из себя своей казенностью! Позади были школьные годы, впереди - взрослая и самостоятельная жизнь, полная неизвестности. Кем же интересно мы будем, как сложится дальнейшая жизнь? Да и сложится ли? Хоть бы краешком глаза заглянуть лет на десять вперед!

Обуреваемая такими возвышенными мыслями, я совершенно не заметила, как мы подошли к остановке. И тут Ленка, виновато взглянув на меня, сказала, что все ребята, по всей видимости, уже уехали. Сразу вернувшись с заоблачных высот на землю, я ядовито заметила, что зато у нее отлично выглажены гольфики. А своей красиво уложенной головкой она может любоваться в отражении стекол проезжающих автобусов. И от обиды готова была ее придушить или разорвать на тысячу маленьких кусочков. Но Ленка сказала, что мы можем сами поехать на ВДНХ, и там попытаться разыскать ребят. И мы снова поплелись к остановке.

Но мы не обратили внимания на огромную лужу на шоссе, и не заметили бешено мчавшегося грузовика. А когда заметили, было уже поздно. Грузовик, промчавшись по луже, с головы до ног облил нас грязью, и даже не притормозив, умчался дальше. Это было так несправедливо и обидно, что до сих пор, воспоминая об этом случае, я желаю лишь одного, - чтоб тот паршивый шоферюга проколол шины на своей паршивой машине в тот паршивый день. А мы с Ленкой, растерявшись, минут десять смотрели друг на друга, не в силах вымолвить ни слова. Наконец, к Ленке возвратился дар речи, и она, глядя на меня своими желтыми кошачьими глазами, грязная, словно чукча, жалобно спросила меня:

- Валь, я не грязная? На что я ей ответила не менее трагично:

- А я?

И мы пошли ко мне домой. Умывшись и переодевшись, Ленке опять пришлось вымыть свою драгоценную головку, но я уже не комментировала ее, так как и мне пришлось сделать то же самое. Все-таки мы поехали на это ВДНХ, правда не в школьной форме, которая была безнадежно испорчена. Приехав на выставку, мы немного поискали одноклассников, но, убедившись в бесполезности этой затеи, решили гулять сами по себе. Прокатав все деньги на аттракционах, мы стали бродить по всем павильонам.

В "Радио и Электронике" проходила выставка, на которой проводился показ новейших телевизоров и видеокамер. Прямо в зале были установлены множество телевизоров, к некоторым были пристроены видеокамеры, и я с любопытством впервые в жизни начала разглядывать себя в телевизоре. Это был 1976 год. В то время даже цветные телевизоры не у всех еще были. А что касается видеокамер, то даже не у каждого "старого русского" была такая вещица. Поэтому, понятно, что этот павильон был битком набит народом, так как каждому хотелось лицезреть себя на голубом экране.

В одном зале оператор наводил видеокамеру, установленную на треноге, на посетителей. И когда мы продрались сквозь толпу в первый ряд, оператор выхватил объективом меня и высокого молодого человека, стоявшего рядом. И начал по-разному показывать наше изображение, демонстрируя все последние достижения науки и техники, меняя цвета и фон. И мы на экране получались то в голубых, то в розовых, то в зеленых тонах, и было похоже, что мы стоим то среди зелени, то среди снега, то еще как-нибудь. И это было так классно! Я старалась выглядеть серьезной и деловой, но и на экране было видно, что мои губы готовы были разъехаться в улыбке, и что мне стоило больших трудов скрыть свое самодовольствие и тщеславие. Так я была счастлива, что среди всех выбрали именно меня.

Как же я себе нравилась! Такой я была красавицей! Особенно в паре с этим симпатичным парнем. Единственно, что портило прекрасную картину, так это прыщ, который горделиво выступал на моем лбу, и который не могли скрыть никакие спецэффекты. Наконец, поняв, что сейчас моя улыбка разъедется от уха к уху, я отвернулась и, смущенная таким вниманием оператора, спряталась в толпе, освободив место другим воображалам. Наверняка, Ленка мне страшно завидовала, и я совершенно не поверила ее словам, что, мол, подумаешь, ничего особенного. Во всяком случае, если бы оператор стал снимать ее, а не меня, я бы просто лопнула от зависти.

Мы стали обходить и другие залы, стараясь продраться сквозь толпу так, чтобы опять засветиться где-нибудь в телевизоре. Но не мы одни были такие умные, и к камере невозможно было подойти. Наконец, в каком-то углу, я обнаружила малюсенький черно-белый телевизор, в котором я увидела свою довольную физиономию. Людей рядом не было, и я решила по такому случаю разглядеть себя повнимательнее, так сказать, со стороны. И я начала корчить всякие рожи - то рот открою, то язык высуну, то глаза к переносице сведу, то брови сделаю домиком, то еще как-нибудь. Тут, вспомнив о злосчастном прыще, я решила раз и навсегда от него избавиться, и стала неторопливо его выдавливать, корчась от невыносимой боли.

Вдруг ко мне подбегает Ленка, и ни с того ни с сего, начала выталкивать меня на улицу. Я уже испугалась, что у нее что-то с сердцем, такая она была вся красная и испуганная. И тут она сказала, что в другом зале был установлен огромный цветной телевизор, где во весь экран главным действующим лицом была я, смеша весь народ своими гримасами и прыщом. Тут уж у меня чуть с сердцем не стало плохо, и я, ужасаясь своей выходке, с такой скоростью дала стрекача подальше от этого чертового павильона, что Ленка еле меня догнала в конце территории выставки. Настроение как-то упало, и я уже была рада, что не встретила своих однокашников.

Ну почему мне всегда так не везет? Почему именно я вляпываюсь в какие-то истории. Почему, например, Ленка никогда не попадала ни в одну нелепую ситуацию? Было бы не так обидно. Наконец, я успокоилась, сочтя, что ушла довольно далеко от этого павильона с дурацкими видеокамерами.

Скоро мы дошли до какого-то пруда, где выдавались напрокат лодки. Желающих покататься было намного больше, чем самих лодок. Но мы мужественно встали в огромную очередь. Было душно, жарко, очередь едва двигалась, и страшно хотелось пить. Недалеко была палатка, где торговали пивом. Других напитков не было. И к моему изумлению, Ленка предложила выпить по кружечке. Мне стало так смешно, потому что ну никак не могла представить свою культурную подругу с пивом в руках, и я согласилась.

Получив по кружке пенистого алкогольного напитка, мы отошли к столикам, за которыми стояли мужики с кружками и с воблами, и примостились на свободном месте. На нас подозрительно поглядывали, но мы делали вид, что нам все до фени, и единственно, я жалела, что для большего эффекта, нам не хватает школьной формы, белых фартучков, белых гольфиков и белых туфелек. Жаль все-таки, что нам пришлось переодеться. Пиво было холодное и немного горьковатым, но мы мужественно выпили все до дна. Почувствовав легкое головокружение, мы с Ленкой посмотрели друг на друга, и стали смеяться, уверяя друг друга, какие же мы горькие пьяницы.

Повеселев, мы вернулись в свою очередь, и скоро нам выдали лодку. За веслами сидела, естественно, я, так как Ленка совершенно не была приспособлена к мускульной работе, и единственно, что она умела, так это барабанить по клавишам рояля. Посреди этого пруда стоял недействующий фонтан, и от нечего делать мы кружили на лодке вокруг этого безмолвного каменного цветка. Ленка, томно откинувшись на сиденье, изредка зачерпывала ладошкой прохладную водичку, и очень эффектно смотрелась. Послеполуденное солнце, играя в ее, и без того золотистых волосах, заполняло промежутки локонов воздушным светом, оттеняя красивую бархатную кожу. Взор ее был мечтательным и, как всегда, возвышенным. Ей так нравилось плыть, отдаваясь во власть своих девических грез. А про меня она вспоминала, когда я переставала грести, чтобы немного передохнуть. И тогда просила меня грести побыстрее, чтобы освежающий ветерок мог также ласково дуть в ее лицо, навевая возвышенные чувства. Я гребла, как могла, изнемогая от жары, и мечтая также зачерпнуть водицы, чтобы освежиться. Но вдруг неожиданно включился фонтан. И каскад брызг обрушился с десятиметровой высоты, облив нас с головы до ног, барабаня струями под днищу лодки. Ленка завизжала как резаный поросенок, вмиг забыв про свою возвышенность, и я, со всех сил работая веслами, отгребла от опасного места.

Для одного дня происшествий было более чем достаточно, и мы решили больше не испытывать судьбу, и причалили к берегу. Глаза всех зрителей были устремлены на нас, и мы, чувствуя такое внимание, были немного смущены. Когда мы сдавали лодку, многие спрашивали нас, как водичка? И Ленка отвечала всем, что водичка прекрасная, и что они многое потеряли, не испытав такого удовольствия, как мы. Вся одежда на нас намокла и прилипла к телу, выдавая на всеобщее обозрение наши девичьи фигурки, и нам было очень неловко. Солнце в Ленкиных волосах, наконец погасло, превратив ее в обычную мокрую курицу, и я отметила про себя, что хоть ненадолго стала на нее похожа. Мы отошли в безлюдное место, и стояли, теребя на себе одежду, чтобы поскорее высохнуть. Вот так у нас и прошел последний школьный денек.

(В. Ахметзянова)


Дикаркины рассказы